Метка смерти
Шрифт:
Тыльной стороной ладони Лори дотронулась до щеки. Как она и опасалась, ее кожа пылала. При обычном отсутствии видимых эмоций со стороны отца ей стало неловко за свою несдержанность.
— Разумеется, решай сама, — вновь заговорил Шелдон. — Но должен напомнить, что если результаты твоих анализов окажутся положительными, можно кое-что сделать, чтобы снизить риск образования опухоли процентов на девяносто: например, профилактическую билатеральную мастэктомию.
Несмотря на смущение, Лори смотрела отцу прямо в его темные глаза. Она даже чувствовала, что машинально качает головой. Пусть их отношения были натянутыми, особенно после смерти брата,
— Благодарю за ненавязчивую и полезную консультацию, — выдавила Лори, не в состоянии скрыть иронию. Ей даже удалось заставить себя улыбнуться ему, прежде чем она, удалившись в палату, вновь села на стул возле матери.
— Он все-таки тебя расстроил, дорогая? — взглянув на Лори, спросила Дороти. — Ты вся красная как свекла.
Лори промолчала. Она боялась открыть рот, потому что у нее наверняка бы задрожала челюсть. Эмоции грозили вырваться наружу, а она всегда презирала себя за подобное проявление слабости, особенно в присутствии бесчувственного отца.
— Шелдон! — с упреком воскликнула Дороти, в то время как он усаживался на свой стул возле окна. — Что ты наговорил Лори? Я же просила тебя не расстраивать ее моими проблемами.
— Я не говорил ей о тебе, — ответил Шелдон, принимаясь уже за «Нью-Йорк таймс». — Я говорил о ней.
Положив ручку, Джек повернулся и увидел согбенную спину сидевшего за столом Чета Макговерна, судмедэксперта, коллеги Джека, с которым он делил офис. Хотя Чет был на пять лет младше Джека, они, придя на работу в ОГСМЭ почти одновременно, прекрасно ладили. Не возражая против соседства Чета, Джек тем не менее считал нелепым, что у них не было отдельных кабинетов. Но денег на модернизацию здания не хватало — всякий раз ОГСМЭ оказывался жертвой городских чиновников, отвечавших за источники финансирования. Здание, построенное около полувека назад, вполне отвечало тогдашним требованиям, но теперь походило на динозавра, страдавшего от нехватки жизненного пространства. И поскольку Джеку было известно, что динозавры прожили на Земле примерно сто сорок миллионов лет, он очень надеялся на то, что в нынешнем состоянии это заведение столько не протянет.
— Даже не верится! — воскликнул Джек. — Я закончил! У меня никогда не получалось все доделать.
Чет развернулся. У него была мальчишеская физиономия и копна светлых волос значительно большей, чем у Джека, длины, но такая же взъерошенная. Он и выглядел так же спортивно, как Джек, но только благодаря своим почти ежедневным походам в спортзал. Ему было далеко за сорок, однако выглядел он значительно моложе.
— Что значит — закончил?
Сжав ладони, Джек вытянул руки вверх и потянулся.
— Все свои дела. Все подчистил.
— А это что такое? — Указательным пальцем Чет ткнул в сторону объемной, грозившей вот-вот рухнуть стопки бумаг.
— А все это ждет результатов лабораторных
— И всего-то! Какое достижение! — Усмехнувшись, Чет вернулся к своей работе.
— Для меня — да, — ответил Джек. Он встал, потом, нагнувшись, достал ладонями до пола и на несколько секунд замер в таком положении. После непривычной утренней велопрогулки его мышцы немного ныли. Выпрямившись, он взглянул на часы. — Неужели?! Только полчетвертого! Просто сплошные чудеса. Могу даже успеть побегать сегодня на площадке в первых рядах.
— Если там сухо, — не поднимая головы, заметил Чет. — Почему ты не хочешь пойти в спортклуб, где уж точно сухо? А был бы поумнее — пошел бы со мной в спортзал, покачался. Я был там в прошлую пятницу — девицы потрясающие. А одна — вообще блеск: фигуристая, в таком черном облегающем купальнике, что и домысливать ничего не надо.
— И конечно, кокетливо посматривала! — поддразнил его Джек. — Однажды ты, проснувшись утром, вспомнишь об этих своих годах «тяжелого полового созревания», и тебе станет смешно.
— Если мне женщины станут неинтересны, значит, пора присматривать себе место в этих сосновых ящиках, что стоят внизу.
— Мне никогда не доставляло большого удовольствия с вожделением наблюдать за ними, — парировал Джек. — Так что это по вашей части, страдальцы фантазеры.
Сняв со спинки кресла свою куртку, Джек, насвистывая, направился к выходу. Рабочий день прошел интересно и продуктивно. Проходя мимо кабинета Лори, он, просунув голову в дверь, решил поинтересоваться, не изменила ли она своего решения уйти сегодня вечером к себе. В кабинете никого не было, а на столе у Лори лежала карточка.
Войдя в комнату, Джек взглянул на имя на обложке. Как он и предполагал — Шон Макгиллин. Он недоумевал, почему Лори и Дженис так озадачило это, на его взгляд, довольно рутинное дело. Ему было несвойственно стереотипное восприятие женщин, однако ему казалось странным, что они обе так зациклились. Открыв карточку, он полистал ее и наткнулся на отчет Дженис. Джек бегло просмотрел его. Кроме молодого возраста пациента, ничего выдающегося он там не заметил. Да, это печально, да, это большая трагедия для семьи и близких покойного, но никак не для всего человечества, страны и даже города — в таком мегаполисе, как Нью-Йорк, происходило бесчисленное множество личных трагедий.
Быстро закрыв карточку, Джек выскользнул из кабинета, словно боясь быть уличенным в чем-то незаконном. Ему вдруг расхотелось говорить с Лори. Он был сейчас не в том настроении, чтобы углубляться в семейные драмы. Ему с лихвой хватало горького опыта.
Оказавшись на первом этаже, Джек забрал свой велосипед и экипировку. Проходя мимо Майка Ластера, охранника из вечерней смены, он в знак приветствия махнул ему рукой, затем вышел на улицу и стал спускаться с эстакады на дорогу. Дождь прекратился, и по сравнению с утром заметно похолодало. Джек сразу понял, что не зря взял перчатки, когда, усевшись на велосипед, покатил по Тридцатой улице в сторону Первой авеню.
Бесшабашно соревнуясь с машинами и автобусами, он понесся на север. Потом он свернул к Мэдисон-авеню по короткому окольному пути, чтобы немного дать ногам отдохнуть, и затем вновь набрал скорость. Во время редких остановок на светофорах он снова и снова задавался вопросом, почему ему вдруг сейчас, в отличие от утра, хотелось нестись наперегонки с машинами. Он догадывался, что езда отвлекает его от нежелательных мыслей, поэтому отказался от всех вопросов и просто получал наслаждение от поездки.