Меткая Пуля
Шрифт:
После этой прочувственной речи отец нежно обнял сына, после чего вытолкал его из дома и захлопнул за ним дверь.
С той поры Джон Брайт так ничего и не слыхал об отце — правда, добрый малый и не справлялся о нем.
Вначале ему пришлось очень туго, но благодаря своему покорному нраву и некоторой законопослушности, его единственному родовому наследству, он все-таки кое-как устроился и взрастил детей, не подвергаясь чересчур тяжелым лишениям.
От одиночества ли, в котором он провел свою молодость, или от другой неизвестной нам причины, но только Джон Брайт боготворил жену и детей и ни под каким видом не согласился бы расстаться с ними.
Когда судьба вынудила его бросить землю, на которой он жил, и податься на поиски другой земли, более плодородной, он весело отправился в путь, поддерживаемый любовью к семейству, все члены которого сознавали и глубоко ценили его самопожертвование. Он принял решение зайти на этот раз так далеко, чтобы его уже никто не мог вытеснить из новых владений. Дело в том, что законный владелец земли, на которой к тому времени обосновалось его семейство, вынудил его уступить место, просто предъявив акты на владение; Джон Брайт даже не подумал сопротивляться, хотя его образ действия подвергся большому осуждению со стороны соседей.
Джон Брайт хотел видеть свою семью счастливой. Он охранял ее с ревнивой нежностью наседки к своим цыплятам.
Нынешним вечером его терзало страшное беспокойство, хотя он сам не понимал настоящей причины. Исчезновение индейцев казалось ему неестественным. Тишина вокруг была, по его мнению, чересчур глубокой, безмолвие в прерии каким-то особенно мертвым; он не находил себе места и, несмотря на убеждения сына, то и дело вскакивал, чтобы заглянуть через воздвигнутое ими укрепление.
Уильям горячо любил и уважал отца. Состояние, в котором находился Джон, тем сильнее огорчало молодого человека, что, по-видимому, это необычайное беспокойство ничем не оправдывалось.
— Боже мой! Отец, — сказал он Джону, — не мучайте же себя таким образом; на вас, право, жалко смотреть. Неужели вы думаете, что индейцы посмеют напасть на нас при этом ясном лунном свете? Взгляните-ка, ведь все видно, как средь бела дня. Если бы мы захотели, уверен, мы могли бы читать Библию при этом серебристом свете.
— Ты прав, но только относительно настоящей минуты, Уильям; краснокожие — хитрый народ и при таком ярком свете луны не станут подставляться под пули. Но через час луна зайдет, и тогда они без всякого риска подкрадутся во мраке к нашему укреплению.
— Не думаю, чтобы они попытались это сделать, дорогой отец. С тех пор как они подсматривают за нами, эти краснокожие дьяволы видели нас близко и могли убедиться, что от нас им получить нечего, кроме трепки.
— Гм! Я не разделяю твоего мнения. Наш скот для них богатство; я вовсе не желаю предоставить его в их пользование, тем более что нам пришлось бы возвратиться обратно в населенные места для закупки другого. Согласись, это было бы не очень приятно.
— Разумеется, но мы не будем поставлены в такую необходимость.
— Дай-то Бог, сынок!.. Ты ничего не слышишь? Молодой человек стал внимательно прислушиваться.
— Нет, — сказал он спустя минуту. Переселенец вздохнул.
— Сегодня вечером я обошел берега реки, — заговорил он опять, — и должен сказать, что редко мне встречалась местность более удобная для поселения. Девственный лес, простирающийся за нами, снабжал бы нас отличным топливом, не говоря о великолепном тесе; кроме того, тут поблизости есть большие участки земли, на которых, благодаря соседству с водой, я уверен, можно было бы вырастить прекрасный урожай.
— Вы что же, намерены поселиться здесь, отец?
— А ты против этого?
— Нисколько; мне все равно, где бы ни быть, лишь бы нам жить и работать вместе. Это место мне кажется не хуже любого другого, тем более что оно достаточно отдалено от населенных мест и мы можем не опасаться, что нас вытеснят отсюда — по крайней мере, на много-много лет.
— Я тоже так думаю.
В эту минуту в высокой траве пробежал легкий шелест.
— Теперь я уверен, что не ошибаюсь! — вскричал переселенец. — Я слышал какой-то звук.
— Я тоже слышал, — сказал молодой человек, вскакивая с места и хватая свою винтовку.
Оба бросились к укреплению. Однако им не удалось рассмотреть ничего подозрительного.
Прерия казалась все такой же мирной.
— Верно, это дикий зверь идет на водопой или возвращается с него, — заметил Уильям, чтобы успокоить отца.
— Нет, — возразил тот, покачав головой, — животное издает совсем не такой шум; это звук человеческих шагов, я знаю точно.
— Самое простое — пойти посмотреть.
— Пойдем.
Оба смело перелезли через укрепление и разошлись в разные стороны. Не спуская пальца с курка, они обошли лагерь, тщательно осматривая каждый куст, чтобы убедиться, что враг нигде не скрывается.
— Ну что? — вскричали оба в один голос, столкнувшись на противоположном конце лагеря.
— Ничего, а у тебя?
— Ничего.
— Странно! — пробормотал Джон Брайт. — Звук был так явствен.
— Положим, но поверьте, отец, это просто какое-то животное пробежало поблизости. В такую тихую ночь малейший шорох слышится на большом расстоянии. Впрочем, теперь мы можем быть уверены, что здесь никого нет.
— Вернемся, — сказал переселенец в задумчивости.
Они стали перелезать назад через укрепление, но вдруг оба остановились как вкопанные, едва сдержав крик изумления, почти ужаса.
Они увидели у костра человеческую фигуру, очертания которой трудно было рассмотреть с такого расстояния.
— Теперь я понимаю, в чем дело! — вскричал переселенец и громадным прыжком очутился в черте лагеря.
— Я тоже, — пробормотал сын, следуя примеру отца. Но, оказавшись перед странной фигурой, они изумились еще больше.