Метод Нестора
Шрифт:
«Чтоб ты сдох!» — думала Вика, пытаясь уснуть под грохот телевизора — муж обожал боевики и состояние жены никак не влияло на громкость звука, сопровождающего любимый фильм.
Еще она много думала о Несторе. Особенно будоражило то, что Бентковский вышел на нее. Значит, он есть на белом свете! Нестор не фантом и не выдумки Семенова чтобы раскрутить глупую Золотову на новую бутылку водки. И Вика идет верным курсом, она делает правильные выводы, она тоже интересна Нестору.
Откуда только он знает, что есть такая Вика Золотова, и что она интересуется им, и работает в «Алхимике»? А, может, Бентковский просто прочитал в «Алхимике» статьи Золотовой об удушенных водителях и о роженице? Это вероятно, но «Алхимик» за рубежом не выходит,
Ушибленный мозг отказывался мыслить логически, поэтому ничего умного Вика не придумала за неделю вынужденного бездействия, но образ необъяснимого человека появлялся даже в ее бредовых снах. Каждый раз это был подросток, он поворачивал к Золотовой умное тонкое лицо и что-то говорил. Во сне Вике казалось, что она прекрасно понимает сказанное и даже участвует в беседе, но проснувшись, вспомнить суть разговора не могла.
К концу недели, дождавшись ухода своего домашнего тирана, Вика достала припрятанный в кухонном шкафчике ноутбук и попыталась немного поработать над своими записями. Она боялась забыть что-нибудь важное из разговоров с Полежаевым и Ищенко. Однако ничего записать не удавалось — в глазах двоилось, троилось и мутилось. В черепе противно дрожала какая-то струна. Вибрации этой струны мешали сосредоточиться. Вика отложила свой компьютер в сторону и откинулась на подушки.
В пятницу вечером позвонила Оля. Она спросила о здоровье бедной, попавшей под машину (официальная версия) Золотовой и передала внушительную кипу приветов и пожеланий скорейшего выздоровления. Кстати она упомянула и о мальчике бухгалтерши Анечки:
— Ты смотри, лечись! А то вот у Анечкиного сына осложнения после сотрясения. Он болеет, снова в больнице. Но там же особая ситуация... — проболталась она.
— Какая ситуация?
— Да, я так...
— Что? Говори!
Вика сказала это так напористо, что Оля сдалась практически без боя:
— Ну, у Аньки же муж — наркоман. Она попыталась его выгнать, после того, что он с ее сыном сделал, и он ей руку сломал...
— Вот же сволочь... — Золотова внезапно замолчала. Она почувствовала, что если сейчас откроет рот, то не сможет удержаться и расскажет правду и о себе. Оля, решив, что наболтала достаточно, попрощалась и отсоединилась.
А Вика вдруг поняла, что ничего не видит. Злость душила ее, застилая глаза. Вновь разболелась голова и в горле закипели слезы бессилия. Ненавижу! Ненавижу! Если бы могла — перестреляла бы вас всех в чистом поле! Что же это творится? Раз ты физически сильнее, то можешь творить что хочешь? Мужчине сила дана, чтобы он защищал свою женщину, а не чистил ей рыло ради разминки, вместо похода в тренажерный зал. А мальчик? Почему он должен расти забитым, а как результат и злобным? Аньке еще хуже, чем мне — для матери видеть как страдает сын невыносимо! Как бы я хотела все изменить, поквитаться...
Она зарыдала и не могла успокоиться еще минут сорок, потом устало уснула.
В пятницу утром муж объявил, что завтра едет на рыбалку. Вика кивнула и пошла на кухню готовить ему еду с собой. Она уже и не пыталась соблюдать постельный режим. Каждый вечер все равно приходилось вставать и греть супругу ужин. А иногда он появлялся и в обед, значит, надо было готовить и обед. После часа — полтора возле плиты головная боль уже въедалась настолько, что никакие уколы и таблетки ее не снимали. Продолжали занудно ныть ребро и поясница. Правда ребро уже начинало чесаться, а это был признак выздоровления. Но труднее всего было справиться с душевным состоянием: каждый раз, видя мужа, Вика испытывала столько ненависти, что не могла говорить. Она старалась проводить вечера на кухне и в спальне, включая погромче радио, чтобы не слышать как он говорит по телефону, ходит по комнате, моется в ванной и вообще дышит.
Она чувствовала, что распадается на атомы, что не может собраться, вернуть себя назад. Вспоминая свои ощущения после летней травмы, когда погиб ее ребенок, Вика с удивлением замечала — сейчас ей хуже!
Но почему? Ответ мог быть только один: накопилась критическая масса.
2001 год
Я открыл дверь и остолбенел: на пороге моего жилища стоял человек в милицейской форме. В моем мозгу пронеслось: вот и пришел твой час, Нестор! Но не успел я додумать эту мысль до конца, как милиционер вежливо произнес:
— Простите за беспокойство, не могли бы вы пройти со мной в соседнюю квартиру. Нам нужны понятые.
Я вопросительно поднял брови. Было девять утра и мне безумно хотелось спать. Видя мое недоумение представитель конкурирующей организации пояснил:
— У ваших соседей произошло убийство. Кстати, вы ничего не слышали?
— Увы, ничего.
— Не может быть, — спокойно возразил он. — Там кричали и шумели.
— Меня ночью дома не было, — ответил я, сдерживая нервный зевок. Сейчас он спросит где я был, и тогда придется врать, потому что меньше всего на свете мне хотелось, чтобы о моих ночных занятиях знали в органах правопорядка. Я жестом пригласил его войти. — Только штаны надену...
— Работаете ночью? — равнодушно интересовался мой собеседник.
— Нет, — громко ответил я из своей комнаты. — Свидание!
— М-да? — скептически промычал он из гостиной, — А почему к себе подругу не привели? Квартира у вас шикарная, большая.
Тут, слава Богу, можно было свернуть на твердый путь правды:
— Это не моя квартира. Здесь я только комнату снимаю. А при хозяйке, знаете ли, мне неудобно...
Застегивая на ходу рубашку, я вышел в коридор и заглянул в гостиную. Милиционер, восхищенно прицыкивая, разглядывал отличную репродукцию «Данаи», украшавшую собой стену над антикварным комодом.
— Понимаю, — сказал он, обернувшись на звук шагов. — Мы с женой при теще обретаемся, так что тоже все тихо, все скучно...
— Идемте? — спросил я.
— Да, да... Паспорт взяли? Хорошо.
Мы вышли на лестничную клетку.
— Это в сто десятой. Знаете соседей?
— Так себе. Видел пару раз. А кого?...
— Старших... Обоих.
Мне мучительно захотелось проснуться. Но это была реальность, люди и вещи настырно требовали сосредоточенности и спокойствия. Сделав глубокий вдох, я шагнул в сто десятую.
Там было полно народу, меня охватило гнетущее ощущение дежа-вю. Сердце забилось, воздух снова стал густым, чтобы втянуть его в легкие приходилось затрачивать значительные усилия.
— Не волнуйтесь, — милиционер смотрел прямо на меня. Он заметил мое состояние, но не удивился. — Трупы уже унесли. Вы только посидите здесь, а потом подпишите протокольчик и пойдете отсыпаться!
Я кивнул. Чтобы отвлечься стал внимательно рассматривать помещение и следить за действиями оперативной бригады. Квартира соседей, в отличие от квартиры моей хозяйки, была трехкомнатная и не такая ухоженная. То есть, конечно, чисто было идеально, но сразу становилось ясно, что последний раз ремонт делался лет пятнадцать назад, скорее всего, сразу после выхода хозяина на пенсию. Мебель покупали в тот же период — удобная, но обшарпанная софа, поцарапанная местами стенка, немного затертые паласы и чуть выцветший ковер на стене. В спальне, откуда недавно вынесли тела, работали эксперты. Я лишь заметил лежащую на полу изображением вниз большую, не меньше нашей «Данаи», картину. Ее явно сняли с гвоздя на стене, чтобы добраться до маленького тайника, ниши, размером в один кирпич. Машинально заметил диссонанс: что на раме картины не было ни крючка, ни веревки для крепления.