Метро 2033: Гонка по кругу
Шрифт:
– Я? Выкрутасы? – Хранитель вскинул брови. – Все, что я делаю, я делаю в интересах Полиса, и только Полиса. И никаких выкрутасов.
– Рассказывай эти сказки шудрам, а не мне! – генерал подошел к столику и, опершись на него задом, положил руку на книгу. – Ответь мне, Виталик, по какому праву ты велел заменить команду моих боевых подготовленных ребят на своих псов? Или ты думаешь, что брамины справятся с гонкой по Кольцевой линии лучше военных? Лучше нас, кшатриев?
Верховный Хранитель бросил осторожный взгляд на томик Carmina Burana, под которым лежала расшифрованная записка от агента Спицы. Генерал Шогин был членом Совета Полиса, о чем многозначительно говорила татуировка на его виске. Разумеется, нехорошо утаивать секретные
– У нас есть предсказание, – медленно вымолвил Хранитель, надеясь, что Шогин не сдвинет с места книгу и не заметит записку, – и мы действуем в соответствии с ним. Это очень важно для Полиса, для его великого будущего. Мы ведь все работаем заодно. Не забывай, что сегодня самая длинная ночь в году. И самая темная, потому что в эти часы нарождается новая луна. Это знак свыше.
– Опять эти байки про древние фолианты, – недовольно пробурчал генерал, – про золотые буквы и аспидно-черные страницы. Нашли нового избранного? Неужели ты веришь, что книга, в которой записано будущее мира, существует? Неужели, Виталик, ты действительно думаешь, что с помощью куска макулатуры можно изменить расклад сил в нашу пользу? Здесь стратегия нужна, а не гадание по звездам.
– Речь идет не просто об очередном человеке, – сказал Верховный Хранитель, – речь идет о том, кто, возможно, обладает сверхспособностями.
– Сверхспособностями? – Губы Шогина искривились в скептической полуулыбке, а пальцы заерзали по обложке книги. – Может, расскажешь, кого ты там нашел?
– Обязательно, но не сейчас. – Хранитель выдавил из себя улыбку. – На ближайшем заседании Совета я представлю подробнейший доклад.
– То есть, – генерал успокоился и говорил теперь почти ровно, – ты без санкции Совета заменил команду Полиса в полном составе на своих псов, а теперь даже не хочешь объясниться?
– На ближайшем заседании Совета я представлю подробнейший доклад, – повторил Верховный Хранитель. – У меня нет причин и желания что-либо скрывать от дружественных нам кшатриев, мы ведь одно дело делаем, работаем на благо Полиса. Просто сейчас не пришло еще время…
– Секретничаешь, значит, – сделал свой вывод Шогин. – Что ж, хорошо-о-о… смотри, Виталик, я этого так не оставлю. Твое самоуправство тебе аукнется.
Генерал отстранился от стола и хотел уже направиться к выходу, как взгляд его упал на томик Carmina Burana.
– Ого! А это что такое? – Шогин вновь схватился за книгу.
– Это пустяк, никому не нужная средневековая немецкая поэзия, – нарочито равнодушно сказал Хранитель и накрыл ладонью морщинистую руку генерала.
– Я люблю поэзию, – произнес Шогин и попытался оторвать книгу от стола, но ладонь брамина не позволила этого сделать.
– На русский язык перевод дословный, никаких ритмов и рифм, – сказал брамин, – совершенно унылый труд какого-то эмгэушного историка.
– Все равно интересно почитать, – настаивал на своем генерал, – я и историю люблю.
– Я пришлю ее тебе через пару часов, а сейчас, извини, она нужна мне для работы, – Верховный Хранитель сдержанно улыбнулся.
– Ладно, – сдался Шогин, оторвав руку от книги, – только не забудь.
Генерал направился к выходу и, уже открывая дверь, обернулся, грозно сверкнул очами и, погрозив пальцем, сказал:
– Все равно, Виталик, твое самоуправство я так не оставлю. Вы у меня докукарекаетесь, псы божьи!
Если в начале Игр со станции Павелецкая стартовало восемь команд, то до Киевской добрались всего лишь три. Лишившись одного человека, первыми примчались, как и ожидалось, ганзейцы. Следом пришли Фольгер, Кухулин и Ленора, а третьими – люди из Полиса в странных мешковатых серых одеяниях. Остальные погибли. Правда, были еще парни из Бауманского альянса, которым по воле случая
Вся эта суета совершенно не интересовала Феликса. Он сидел в разделенном на несколько помещений вагоне для отдыха. Каждому из участников перепало по целой комнатке, и Фольгер, зашторив окна от любопытных взглядов, вздохнул с облегчением, когда остался наедине с собой. Он закрывал глаза, и перед ним вновь и вновь всплывало матово-белое лицо мертвой Евы. Феликс опускался на колени перед покойницей, гладил ее по щеке, касался ледяного лба и окоченевших губ своими горячими губами, шептал нежные слова в маленькое ушко, которое уже ничего не могло услышать. Осознание безвозвратной потери превращало бытие в нестерпимый ад, и тогда Фольгер размыкал тяжелые веки, вскакивал с места, желая выйти на платформу, смешаться с толпой, избавиться от гнетущего одиночества, кидался к выходу. Но видеть все эти возбужденные кровью и дешевым праздничным алкоголем лица было невыносимо, и тогда Феликс, понимая безвыходность ситуации, хватался за голову, садился на топчан, закрывал глаза и вновь в своем болезненном воображении водил дрожащими пальцами по мраморной коже и золотистым волосам убитой девушки.
Эти мучения длились целую вечность, пока кто-то не постучал в дверь и не вошел в комнатку. Феликс открыл глаза. Перед ним стояла смущенная Ленора.
– Что тебе нужно? – хрипло выдавил из себя Фольгер.
– Я… – Ленора, беспокойно теребя белесый локон, прикусила губу, – я хочу… помочь… я знаю, тебе плохо сейчас…
– Ты ничего не знаешь, – внезапно рявкнул Феликс, – ты просто глупая девчонка!
– Прости… – Ленора покраснела и повернулась спиной, чтобы выйти из комнатки.
– Постой, – сказал Фольгер.
Феликсу вдруг показалось, что шестнадцатилетняя девочка – это меньше, чем толпа, но больше, чем одиночество, это спасительный мостик между двумя разновидностями ада. Фольгер уже давно понял, что Кухулин и Ленора – чужие в подземном мире метро. Они пришлые. Наверное, легче выговориться незнакомцу, чем кому-то, кто, как и ты, целых двадцать лет живет безвылазно в сумрачных катакомбах. Да, этой девчонке можно сказать то, что никогда не скажешь и лучшему другу.
– Сядь, пожалуйста, – Феликс похлопал ладонью по топчану рядом с собой, – сядь!
Ленора подчинилась.
– Не обижайся, – сказал Фольгер, – я мерзок самому себе, оттого и на тебя сорвался.
– Нет, ты хороший, – тихо возразила Ленора.
– Хороший, – засмеялся Феликс, – хороший… А тебя не смущает тот факт, что я много лет работаю на Четвертый Рейх?
Девушка пожала плечами.
– Ну, да, конечно, – сказал Фольгер, – ты ведь не местная, тебе что Рейх, что Ганза, что краснолинейцы, – все одно.
Ленора, испуганно моргнув, встрепенулась.
– Даже и не думай отрицать, – Феликс вымучил из себя улыбку, – ты и твой муж – не жители метро. Кожа у Кухулина совсем не бледная, а ты – просто артёмка какая-то, о нашей подземной жизни элементарных вещей не знаешь. Я прав?