Метро 2033: Харам Бурум
Шрифт:
Вездеход помнил время, когда станция, входившая в состав могущественной Конфедерации 1905 года, процветала. Однако проблемы у семьи Носовых начались еще до аварии на «Октябрьском Поле», до того, как разведчики начали пропадать целыми отрядами.
Он и Гриша спокойно играли на платформе в догонялки. Бегали между жилых каморок, не обращая внимания на беззлобные окрики взрослых. Стукнуло им тогда уже по семнадцать, но из-за миниатюрной комплекции выглядели близнецы лет на пять. Так к ним и относились. Всячески опекали, работой не загружали и позволяли шалить, словно Гриша и Коля были малышами.
Неожиданно идиллия прервалась. Сначала все стихло, а потом истошно завопила мать – ее голос юные карлики узнали бы из тысячи других голосов. Коля и Гриша бросились в сторону, откуда доносился крик. С трудом пробрались между ног толпы взрослых обитателей станции и увидели жуткую сцену. Отец в насквозь промокшем от крови кителе сидел, опершись спиной на рыдающую жену. Его трясущаяся правая рука была поднята и указывала в сторону туннеля, безумные, налитые красным глаза вылезли из орбит.
– Там… Там! Это там… Там. Это…
И вот рука бессильно упала. Разведчик уронил голову на плечо жены, в горле его что-то заклокотало, на губах проступила розовая пена. Носов-старший дернулся и затих. Глаза его, уже неподвижные, продолжали смотреть в сторону темной дыры туннеля.
Гибель отца, прояснить обстоятельства которой так и не удалось, стала отправной точкой бед, свалившихся на семью.
Мать так и не оправилась после смерти мужа. Стала заговариваться, в редкие моменты просветления все же узнавая детей. В конце концов несчастных карликов признали сиротами и решили отправить на «Автозаводскую», чтобы мальчики обучились какой-нибудь полезной профессии.
Гриша и Коля ушли с родной станции вместе с караваном торговцев в 2030-м. Как выяснилось позже – с последним караваном. Вскоре в Городе Мастеров содрогнулись от страшного известия – жители «Полежаевской» исчезли все разом за одну ночь. Тьма, вползшая на станцию со стороны «Октябрьского Поля», поглотила их, не оставив никаких следов.
Быстро повзрослевшие от горя молодые карлики научились на «Автозаводской» многим полезным для выживания в метро навыкам. Стали выходить на поверхность вместе с другими сталкерами, которые искали в руинах остатки приборов и механизмов.
Самую большую пользу, как выяснилось, близнецы-мутанты приносили под землей, в метро, поскольку могли проскользнуть в любую щель.
Носовы были неразлучны. Всего один раз Гриша отправился с заданием руководства станции без Николая и… угодил в плен к красным.
Вездеходу удалось выяснить, что брат оказался в самом закрытом и тщательно охраняемом концентрационном лагере Красной Линии и стал «жемчужиной» коллекции уродов всесильного садиста – коменданта Берилага.
Николай все время думал о том, как вызволить брата, и пришел к выводу, что лучшего варианта, чем просто выкуп, не найдет. Красных, несмотря на весь их фанатизм, можно купить. Но предложить надо много и сразу. Он сможет, он заработает столько патронов, что большевики ими подавятся. Он вернет последнего самого близкого ему человека.
Вездеход почувствовал, что на глазах выступили слезы, и непроизвольно всхлипнул. Снять противогаз и как следует выплакаться? Не выйдет. Запах крысиного помета моментально отобьет желание рыдать. Значит, не ныть. Собрать всю волю кулак и взять за девиз надпись на библиотечной табличке. Соблюдать тишину.
Глава 2
Обжора
На «Лубянке» шуметь было не принято. Даже на митингах здесь царила железная дисциплина. Время речей и аплодисментов было строго регламентировано: хлопали, когда оратор делал специальную паузу. Ровно минуту. Потом речь продолжалась до следующей «аплодисментной» паузы.
Не было ничего удивительного в том, что после таких выступлений слушатели расходились молча, с кислыми рожами. Прелести и издержки пропаганды светлых идей.
В обычные же дни на станции разговаривали чуть ли не шепотом. Каждый боялся шпионов, наводнивших переименованную в «Дзержинскую» «Лубянку», доносов и просто обвинений в нарушении дисциплины.
Поэтому, удалившись от станции на сто метров, Корбут мог насладиться полной тишиной.
На путях, у стальной двери лаборатории Михаила Андреевича поджидали десять человек: верный Тельманчик и пара часовых с блокпоста сидели на дрезине, а семеро вернувшихся из похода сталкеров устроились прямо на рельсах.
Профессор не удостоил собравшихся даже взглядом. Отпер лабораторию, первым делом прошел в половину, отделенную от основного помещения деревянной перегородкой, и щелкнул выключателем. Яркий свет люминисцентных ламп осветил пять панцирных кроватей, на рамах которых были закреплены кожаные ремни с массивными стальными застежками. Из здоровенного, сбитого из необструганных досок ящика в углу торчала покрытая темными трупными пятнами рука.
Четыре кровати были пусты. На пятой лежал обнаженный мужчина. Руки и ноги его были прочно затянуты ремнями, шею обхватывал никелированный обруч, не позволявший поднять голову.
Тело подопытного и слипшиеся волосы блестели от пота, а грудь вздымалась с такой частотой, словно мужчина не мог вдохнуть за раз требуемое количество воздуха и компенсировал недостачу, вдыхая его маленькими порциями. Щеки блестели лихорадочным румянцем, зрачки безостановочно двигались, а посиневшие губы кривились в жуткой пародии на улыбку.
Профессор коснулся лба пациента и тут же отдернул руку.
– Да ты весь горишь, парень…
Мужчина услышал Корбута.
– У-у-убью-ю-ю-ю! – взревел он. – Еще у-у-укол… Убью!
Из его ноздрей и уголков глаз вытекали тонкие ручейки крови. Мускулы напряглись, вздулись в тщетной попытке разорвать ремни.
– У-у-у-ко-о-ол!
– Гм… Раз ты настаиваешь…
Профессор взял с металлического столика у стены шприц и наполнил его колбу жидкостью из принесенной пластиковой бутылочки. Аккуратно выдавил струйку, избавляясь от остатков воздуха.
Когда он повернулся к подопытному, то присвистнул и покачал головой. Мужчину тошнило кровью. Багровые капли, заливая грудь, падали на кафельный пол, образуя лужу.