Метро 2033: Изоляция
Шрифт:
– Привет. Чем занята? – улыбнулась Марина, присаживаясь к ней.
– План местности по памяти рисую. Посмотришь? – приветливо ответила женщина. С бывшими коллегами отношения у Марины складывались довольно удачно.
– Посмотрю. – Алексеева взяла у Ксении блокнот. – Это Ломоносовский проспект, что ли? Довоенный? Ты еще помнишь, как он выглядит?
– Ну, ты же помнишь, как в Симферополе вдоль реки Солгир пройти от железнодорожного вокзала до авто, – усмехнулась Ксюша. – А была-то там пару раз. А я по Ломоносовскому каждый день в универ таскалась от метро.
– А вот на больное место
– Да я представляю, надо думать. Только детям покажу, как и правда было. Они чаще начали спрашивать, что там, на поверхности.
– Поколение разведчиков растет. В советские годы все хотели стать космонавтами. В наше время это ушло в прошлое, было крутым сидеть на попе ровно и ничего не делать, зато деньги грести лопатой, в чести были профессии бизнесменов, банкиров и прочей шушеры. А теперь, когда деньги уже ничего не значат, снова в моде стали опасные профессии. Только она у нас одна. Разведчики. Что это – регресс или цикл?
– Регресс. Цикла быть не может. Нечего восстанавливать. Видела, чего приволокли из последней экспедиции?
– Из той, которую Паценков отправил?
– Ну да. Мне Миша принес, он мне постоянно что-нибудь интересное приносит. – Ксения вытащила зажатый между страницами блокнота листок.
Заляпанный кровью клочок бумаги. Марина торопливо скользнула по нему глазами.
«…черные лезут. Они не боятся радиации, живут на поверхности. Не боятся прожекторов и идут на пули… Выглядят как люди, ходят на двух ногах… Щупальца жалят… Спасите. ВДНХ…»
– Откуда это? – спросила Алексеева.
– Мишка с земли поднял. Видимо, у какого-то местного разведчика выпал. Не знаю зачем, но очень ему этот клочок приглянулся. Он вообще до сих пор верит, что мы можем связаться с внешним миром. Только метрошники нам двери не открывают, – вздохнула Ксения.
«И не откроют!» – зло подумала Марина. Однако вслух спросила:
– Что думаешь на этот счет?
– Насчет черных? Мутанты, наверное. Сожрут ВДНХ, костей не оставят. Жалко. Я, помнится, каждый день через ВДНХ из Пушкино ездила на автобусе. Красивая станция. Особенно решеточки на вентиляции круглые нравились.
– Мутанты? На двух ногах, которые осмысленно идут под пули?
– С чего ты взяла, что осмысленно? Они чуют добычу.
– Добычу? Не, будь это бездумные животные, инстинкт самосохранения взял бы верх. Это хомо новус, новый король верхнего мира.
– Ты со своими теориями совсем с ума сходишь, – усмехнулась Ксюша. – Какой хомо новус? Может, конечно, и новус, но то, что хомо, – очень сомнительно. Последние люди отсиживаются по бункерам и убежищам, как тараканы…
– Как знать, как знать, – покачала головой Марина. – Ладно, Ксюш. Пойду я. Еще дел полно.
Еще из «старой гвардии» в бункере оставался Юра, бывший политолог, единственный, пожалуй, человек, который мог объяснить подрастающему поколению, почему они оказались здесь. Юру уважали, молодежь ходила за ним хвостом, его теории о будущем мира сего поселяли в души надежду. Марина горестно
– А еще был Петя. Но теперь его нет. Просто все как… Был – и нет… Не стало – так бездарно и так просто… – прошептала женщина.
Их оставалось четырнадцать. Четырнадцать тех, кто помнил прошлый мир, в этом проклятом бункере, последнем пристанище.
Был Андрей Савельевич, их бессменный начальник.
Любаша – агротехник, женщина немолодая, но с горящим взглядом. До войны Люба каждое лето проводила в деревне далеко за МКАД, копалась на огороде. Ее розы каждый год в начале осени украшали кабинеты. Навыки Любы в выращивании растений спасли бункеру жизнь. Это она первая додумалась до применения ультрафиолетовой лампы, уговорила команду разведчиков совершить опасную вылазку далеко в город в поисках мешка минеральных удобрений, она разбила грядки на нижнем ярусе, и теперь мелкая, жухлая картошка, морковь, свекла – самые неприхотливые корнеплоды – составили основу рациона подземных жителей.
Была Валя – старший повар. Она единственная из оставшихся «старых» не была студенткой. Ее спасло то, что столовая находилась на первом этаже, и молодая женщина успела скрыться в убежище, когда началась бомбежка.
Миша, старший разведчик, муж Ксении. Как сказать – муж… В бункере браки заключались начальником, и в условиях меньшинства мужчин измена оказывалась морально и этически оправданной… Миша за двадцать лет стал опытным разведчиком, зараженную поверхность и разрушенные, кишащие мутировавшими тварями кварталы Раменок он знал наизусть. Когда через два месяца узники бункера решились высунуться на поверхность, он первый отвоевал себе костюм химзащиты, и с тех пор почти не расставался с ним. Они с Мариной вместе поднимались в разрушенный корпус в первый раз, когда группа разделилась, и их кратковременная вылазка была страшной. Мишка на руках дотащил Марину до дверей бункера, когда она, перепуганная до смерти, не могла идти…
За два месяца жизни под землей централизованное управление бункером наладилось. Нужно было организовать вылазку на поверхность. Неизвестность томила и пугала больше всего. Нарастали панические настроения, поэтому созрела необходимость идти и проверять, узнавать, решать…
Тогда о мутантах речи еще не шло. Страшна была радиация, стелившаяся по земле, набившаяся в землю и в стены. Опасна была радиоактивная пыль, усеявшая город.
Михаил Чернов первый вызвался идти в разведку, когда Григорий Николаевич кинул клич. В тот день начальник вызвал к себе Марину.
– Ты идешь с ними, – сказал он.
Девушка побледнела. В ее памяти не померк кошмар, который творился на поверхности в день Катастрофы.
– Почему я? – прошептала она.
– Потому что ты моя правая рука. И раз на тебя возложили эту большую ответственность, ты должна оправдать надежды. Тебе я доверяю, и, как ты поняла, доверяю безоговорочно. И потом, только тебе я могу сказать, что именно нужно принести с поверхности.
– Вы про еду?
– Да, и про нее тоже. Читай.
Марина скользнула взглядом по листу бумаги.