Метро 2033: Логово
Шрифт:
Звуковые сигналы еще работали. Но тот, для кого они предназначались, ни на что уже не мог обратить внимания: в его остекленевших глазах отражались только перемигивания приборов и огни города внизу – те, что еще не прогорели и продолжали тлеть, как угли потухшего костра.
Второй и третий пилот тоже были недоступны. Они лежали в крови, продырявленные насквозь металлическими осколками, летевшими со скоростью пули. Помощь погибшему экипажу оказать уже никто не смог. Скрюченные пальцы капитана болтались в воздухе, так и не дотянувшись до кислородной маски. Корпус самолета был прошит, как бумага,
Прошло уже четыре часа с того момента, как автоматика приняла управление судном из рук мертвого военного летчика, который пережил свою жену и детей на считаные минуты.
Самолет не имел собственных систем вооружения – не для этого он создавался. Все полезные площади на борту были отведены под сложную электронику, которая должна была привести в действие механизм войны – разбросанные на тысячи километров командные пункты, части и подразделения.
Кроме того, на самолете имелись средства постановки помех и радиоэлектронной борьбы – его единственная защита и оружие, с помощью которого был ослеплен вражеский корабельный радар. Ракета ПВО противника взорвалась на пределе дальности, так что облако шрапнели зацепило самолет лишь краем, не убив, а лишь поранив стальную птицу.
Но и этого оказалось достаточно для тех, кого она несла внутри себя.
На командной палубе в центральной части фюзеляжа все погибли на пять минут раньше экипажа в кабине. Одно из тел в зеленой пятнистой форме со звездами на погонах склонилось над картами, будто даже после смерти вглядываясь в театр военных действий. Человек этот был пристегнут ремнем и при каждой встряске мотался как болванчик.
Второму, у которого на погонах было на одну звезду больше, повезло меньше. Он не был пристегнут, его труп закатился в угол и при каждом толчке бился об обшивку.
Сложный компьютерный терминал, совсем недавно приводивший в движение мирно спавшие в бетонных шахтах межконтинентальные исполины, уже перешел в режим энергосбережения. Экраны потухли, система, не получая питания извне, расходовала последний заряд аккумуляторов. Единственный работающий прибор чертил одному ему понятные сложные графики, не зная, что все наблюдатели уже отправились в страну вечной охоты.
Но нужные команды и приказы были отданы еще до того, как роковая ракета настигла борт.
Внезапно в динамики через треск помех прорвался слабый голос:
Пункт управления борту № 12-А4… Подтвердите готовность к…
И снова:
Пункт управления… № 12-А4… Подтвердите готовность к…
Через минуту он оборвался. В наступившей тишине были слышны только вибрация пола и слабый стук стеклянного стакана, стоящего в углублении стола.
За иллюминаторами расстилались выжженные поля, ломаные и рваные уступы руин.
Когда уровень запаса топлива упал ниже критической точки, двигатели зачихали и почти одновременно перестали работать. Самолет ушел в неконтролируемый штопор, словно выполняя сложный показательный маневр на авиа-шоу.
В нижней точке своей траектории он врезался в скелет жилого дома – всего в паре километров от испарившегося несколько часов назад
Под начавшимся проливным дождем пламя потухло за считаные секунды. Тучи сгущались. На землю надвигалась тьма.
Интерлюдия 2
Эксперимент, день последний
6 июля 2013 г.
Сергиев Посад-6
филиал НИИ Микробиологии МО РФ
Проект «Биоморф»
Два человека в синих лабораторных халатах бежали по коридору.
Пару минут назад никто не заметил, как они отделились от общего потока людей, которые в сопровождении сотрудников охраны в черной форме с красными повязками на рукавах организованно покидали этажи по главной лестнице и двум запасным.
Снаружи внешняя охрана в сером камуфляже помогала сотрудникам института грузиться в «ЛиАЗы», носила и грузила тяжелые пакеты с документами. Суеты и неразберихи не было и в помине. Сигнал тревоги был уже не первым, а, наверное, двадцатым за этот год. Но сотрудники центра были людьми подневольными. Их дело было не ворчать, а брать под козырек и выполнять, даже если про себя они и костерили высокое начальство, решившее опять поиграть в войну.
Лица, ответственные за эвакуацию, ходили по пустым кабинетам и лабораториям, чтобы удостовериться, что никто не забыт. Но делали они это с прохладцей, без энтузиазма. И в эту часть здания не заглянули.
Два бегущих человека – молодой и пожилой – позволили себе перевести дух, только миновав очередную дверь, которая сейчас была открыта, хотя обычно для этого требовалась магнитная карта-ключ. Их не должны были хватиться еще минут пять. За это время им надо было успеть всё сделать. Обрубить все концы, чтоб комар носа не подточил.
Евроремонт на других этажах был сделан полностью. Но здесь, на третьем – только в одном крыле, правом. В левом же все было очень кондовое и старомодное: оштукатуренный потолок и стены, выкрашенные в темно-зеленый цвет, навевающие мысли о районной больнице или психиатрической клинике. Лампочки в матовых плафонах на потолке забраны решетками.
Здесь было пыльно и совсем не так чисто, как в других частях здания: на стенах кое-где виднелись потеки воды, на трубах – следы ржавчины.
Только тут, отдышавшись, двое мужчин заметили, что до сих пор не сняли лабораторные бахилы. Но решили оставить их на ногах – уж очень гулко голый бетонный пол отзывался при каждом шаге.
«Отделение радиобиологии» – гласила табличка на стене коридора, в который они свернули. Дальше уже никаких указателей не было, только номера: Кабинет № 12, Лаборатория № 10, Кабинет № 14 и так далее. Оглядевшись и удостоверившись, что никто не идет следом и в поле зрения единственной камеры наблюдения они не попадают, двое свернули к двери. На той не было даже скупой таблички. Зато она была железная и очень массивная.