Метро 2033: Степной дракон
Шрифт:
– Чего же ты, дурило двухметровое, лозохвата не порубал, жить надоело?
После душивших слез и обиды пришло возмущение:
«Чего этот лысобородый меня шпыняет?!» – вслух же ответил:
– Впервые слышу, – и рванул под навес. Но Басмач схватил его за плечо и почти отшвырнул от входа.
– То-та и оно, что впервые, – Басмач зашел внутрь и поднес плюющийся искрами факел куда-то под самую крышу. Послышалось шипение, треск.
– Лозохват, не то ожившая трава, не то разумная плесень… – Басмач жег пламенем корчащиеся от температуры побеги. – Хрен ее разберет. У тебя на шее, кстати, от нее след, любит она балбесов
Послышалось глухое рычание.
– Да, блохастый, ты мне тоже не нравишься, – усмехнулся Басмач, поднеся факел чуть не к самой морде Беса, оскалившего зубы. Назар тем временем, прижав тонкую шипастую лозу сапогом, кромсал тугие волокна ножом. Басмач, наблюдавший за работой парня, заметил:
– Интересный ножичек.
– Метательный, – через плечо бросил Назар, закончив кромсать лозу.
Глава 4. Неприятный попутчик
Северный Кавказ, земля отцов, каменных башен и неприступных гор. Что может быть прекраснее глубоких, покрытых изумрудной зеленью ущелий? Здесь тысячи лет с высоких отрогов стекают величественные водопады, поднимая мириады брызг, и над каждым переливается всеми цветами радуга.
Чечня – это суровый край, где незыблемо стоят горные вершины. Великий поэт М.Ю. Лермонтов воспевал их красоту: «Ночевала тучка золотая на плечах утеса-великана», и это не фигура речи. Седые скалы горного края покрыты вечным белоснежьем и зачастую окутаны невесомой пеленой тумана.
Только здесь на клочке ровной земли, на невозможной высоте и страшной близости к обрыву с гремящей рекой, стоят боевые башни – б1ов. Сложенные из дикого камня, отесанные умелой рукой, возвышаются они четырехугольными неприступными столбами, с молчаливой силой Воина присматривая за подходами к селению. Башни помнят дикие орды Чингисхана, чеканный шаг легионеров Рима, громкий вой пушек генерала Ермолова. Они помнят многое.
Горная Чечня, это край жизни, где из голой скалы в сотне метров над землей, свисая с обрыва и цепляясь корнями, растет дерево. Край невероятной красоты цветущих лугов и звенящих ручьев, здесь нет чего-то лишнего. Камень, сброшенный копытом горного барана, сорвавшись с высокого отрога, и ветка бука, упавшая в лесу, все часть величественной мозаики под названием Кавказ.
Лишь здесь, гуляя узкими тропинками средь скал, бездумно поддев ногою камень, можно найти высеченный неведомым мастером узор. Их летопись никто уже не помнит, настолько древние они.
И где-то здесь, под сенью башен, в тихо опускающихся сумерках жмутся друг к другу дома из дикого камня. Под треск лучины, шипение керосиновой лампы или тарахтение старенького генератора, седобородые старцы передают мудрость внукам, рассказывая древнюю горскую легенду о Волчице.
Когда-то давно, в незапамятные времена, Создатель подарил людям землю и наказал жить, храня правду, честь, умеренность и чиня справедливость. Но люди забыли Его наставления, и Он разгневался.
Бедствия обрушились на неблагодарных
Вцепившись всеми четырьмя лапами в землю, волчица закрывала собой своих волчат, встретив гнев Создателя с гордо поднятой головой. И даже тогда, когда страшный смерч срывал куски кожи и мяса с ее спины, волчица упрямо стояла, а люди трусливо жались за ней.
Увидев, что на земле все еще есть сила, стойкость, храбрость и мужество, Создатель сжалился и буря улеглась. Он сказал:
«Дарую вам жизнь, живите. Но не прощаю», – после чего Он отвернулся от земли.
Люди выжили, но не смогли вынести стыда за свое ничтожество и убили живой укор – израненную волчицу.
И с тех самых пор, волки жалобно воют по ночам, прося Создателя вновь обратить свой взор на землю и простить.
Костер дымил и стрелял искрами, сырые дрова ни в какую не хотели разгораться. Басмач снял свою насквозь промокшую кожанку и повесил на стену, зацепив за торчащую проволоку. Винтовку же поставил под рукой и, стянув кирзу, принялся неспешно разматывать портянки. В и так не большом помещении, где двум мужикам и волку было тесно, к режущему глаза дыму прибавилось амбре от нестираных портянок. Давно не стиранных.
Назар поморщился от дохнувшей в лицо вони, но промолчал.
– А хрен ли? – ни к кому не обращаясь, но будто оправдываясь выпалил Басмач. – Нормальных ручьев или рек давно не встречал, чтоб помыться по-человечески. Все загажено, отрава сплошная.
Назар обтер голову и шею от запекшейся крови и теперь, поминутно ойкая, прижигал порезы и царапины крепким самогоном.
– Ну, пацан, рассказывай, чё у тебя с Айдахаром приключилось. Ты, когда переклинило и реветь начал, что-то про сестру вроде говорил, – спросил Басмач, протягивая босые ноги к огню.
Назар, отвлекшись от обработки ран, сначала густо покраснел при упоминании, что разревелся – нервы как-то сдали. Но решил все рассказать.
– Так особо и рассказывать нечего. Я в отключке валялся, когда кто-то пришел, разворотил весь поселок, забрал сестру и других, а после уехал. И уже сильно потом меня вот Бесяра откопал. Я этого и не помню, – Назар заткнул пробку и вернул склянку со спиртным Басмачу. – Мне все старый знахарь рассказал, он, кстати, выходил насколько смог и в дорогу снарядил. Внучка у него там же с Майкой. Всех их забрали…
– М-да, паскудная история, – после минутного молчания поделился бородатый. – А знахарь, случаем, не сухонький старичок в войлочном кафтане?
– Похож. Встретил по дороге, в поселок зашел?
– Было дело. И понятно, отчего он себе половину башки снес.
– Как это?! – привстал Назар.
– Просто, – пожал плечами бородатый. – Сунул пистолет в рот и спустил курок.
Назар призадумался. Ему стало жалко старого знахаря с грустным взглядом:
– Хороший был человек…
– Наверное. Хорошие, впрочем, всегда уходят, они там, на верху, – Басмач ткнул пальцем в потолок, – нужнее. А вот всякое дерьмо внизу на земле остается.