Метро 2033: TOD MIT UNS
Шрифт:
— Сань, чего там у тебя?
Загорский растерянно на них посмотрел, затем хлопнул себя по лбу:
— Ах, это! Там пара банок. Погоди, я переверну мешок.
— Что за банки? — спросил Тигран.
— Ну те, что за рухнувшей стеной в ящиках были, — ответил Александр, манипулируя со своим вещмешком.
— И зачем ты их с собой взял?
— Да неизвестно, когда я теперь вернусь в общину. А за это время Самохин узнает о комнате и явно наложит свои руки на эти ящики, как и на все, впрочем. Любопытно же, что в них. Может, откроем, раз уж на привале?
— Ага, щаз. У меня один нормальный нож остался. И тот не так хорош, как тесак, утопленный твоими горе-помощниками.
— Тогда что в них может быть? — спросила Рита.
— Ну, судя по весу, возможно, что и золото. Может, они переплавляли коронки, кольца там обручальные, снятые с узников лагерей. А потом, как почуяли запах русского пороха на своих улицах, верхушка решила слинять с этим золотом. Ну и замаскировали под консервы, для секретности.
— Так что же это, у нас тут, может быть, несколько кило золота? — и без того большие глаза Риты расширились еще больше.
— Ну, возможно, — пожал плечами Тигран, присаживаясь на свой рюкзак. — Только что проку? Нынче ни золото, ни бриллианты на фиг не нужны. Нужен ствол ладный, да клинок булатный. Ну и пожрать что. Кстати насчет пожрать. Пора бы нам подкрепиться.
Баграмян приподнялся и стал извлекать из рюкзака свои припасы. В самом деле, неплохо бы поесть. И организм получит заряд энергии, и рюкзак хоть чуточку, но легче станет.
Глава 17
ПАКТ
— И с чего мы начнем эти наши так называемые переговоры? — хитро и зло прищурился центурион.
Выслушав перевод и отпив кофе, Стечкин невозмутимо ответил:
— Для начала, нам не помешало бы узнать причину вашего нахождения на нашей земле. Исходя из них мы можем строить дальнейший диалог. Ведь вполне может быть, что ваши намерения на нашей территории неприемлемы для нас.
— На вашей территории? — седые брови Элиаса поднялись. — Надеюсь, вы не будете мне твердить о законности Ялтинских и Потсдамских сговоров азиата, шакала и инвалида?
Стечкин усмехнулся. В Потсдаме, вроде, уже не инвалид Рузвельт был, а Трумэн. А «Шакалом» Гитлер называл, кажется, Черчилля…
— Мои далекие предки, — продолжал Клаусмюллер, — родом из Пруссии. Они перебрались в Южную Америку в позапрошлом веке. Когда началась Первая мировая, кто-то из последующих поколений вернулся в империю и вступил в рейхсвер добровольцем. Их родовая ферма была на земле, которую вы забрали себе и потом отдали полякам.
— Я не отрицаю, что когда-то эта земля была Восточной Пруссией. Но позвольте теперь я вам расскажу историю своего рода. Мои предки жили в Белоруссии. Простые труженики от сохи. Потом вдруг пришли ваши предки. Среди ста пятидесяти восьми деревень, захваченных ими, оказалась и та, где жили родители моего деда и его сестра. Их сожгли. Заживо. В амбаре. Их троих и еще сто шесть человек. Тоже стариков, женщин и детей. Из всей деревни выжило двадцать детей, которых ваши предки отправили в Саласспилский [33] лагерь смерти. И там из них выкачали кровь для раненых солдат Гитлера. Я надеюсь, вы понимаете теперь, отчего я по праву называю эту землю НАШЕЙ? Вы поняли причинно-следственную связь?
33
Саласспилский лагерь находился недалеко от города Рига (Латвия). По некоторым данным, в нем за все время существования
Клаусмюллер нахмурился. Пристально смотрел на Стечкина и играл желваками на лице.
— Может, вы хотите сказать мне, что сие действо было частью акта по освобождению нашего народа от большевистского ига? — зло усмехнулся майор.
— Мои предки были воинами. Солдатами, но не палачами, — отозвался, наконец, центурион.
— О да! Эту песню я знаю. Много раз мы слышали нечто подобное! Мы были солдатами! Мы не были в СС! Мы выполняли приказ! Была война!..
— Прошло почти сто лет! К чему теперь ворошить прошлое?!
— Да. Прошло почти сто лет. Но мы-то помним. Ибо забывать такое не просто нельзя. Забывать такое — преступление.
— И что же, вы теперь ненавидите за это всех немцев? — усмехнулся Элиас.
— О нет. К немцам и вообще к людям я нормально отношусь. Как говаривал один высокопоставленный грузин, «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается и будет всегда». Даже среди моих людей есть этнический немец. Но вот это!.. — Стечкин вытянул руку и презрительно указал на нацистскую повязку центуриона.
— Ах, вот оно что! — Клаусмюллер покачал головой. — А теперь давайте перенесемся в наше скорбное время из овеянного мифами прошлого. Вы не забыли, во что превратился весь мир? Я подчеркиваю: ВЕСЬ МИР. Вы, возможно, долгие годы не сходили с места, но мы пересекли половину земного шара, чтобы добраться сюда, и повидали многое. Так вот. Всюду так. Всюду руины. Разрушенные города, ставшие надгробными курганами миллионов. И кто это сделал? Те, кто носил такие повязки? — Центурион в голос расхохотался. — В первую очередь это сотворили ВЫ! Носители высших псевдоидеалов! Победители гитлеризма! Вы уничтожили мир! Потому что если бы повсюду установился истинный национал-социализм, то не было бы нужды выяснять отношения. Царил бы железный и непоколебимый порядок на всей планете! Но ВЫ уничтожили все! Колесо истории неумолимо. Ваша страна в итоге развалилась на части, а это как раз то, чего желал ОН. Европа в итоге объединилась. И это то, чего желал ОН. Но вот всемирный апокалипсис как раз таки сотворили вы… Даже если вернуться обратно в это, так неуместно напомненное вами время. Кто применил бомбу первым? Злодей Гитлер? Или демократ Трумэн? А?
Теперь рассмеялся русский майор:
— Да если бы у вашего Адольфа была бомба, мы, скорее всего, вообще не имели бы чести с вами разговаривать!
Клаусмюллер вдруг переключился на какой-то эмоциональный разговор с переводчиком Паулем. Они быстро и вполголоса обменивались короткими фразами, причем центурион явно был чем-то очень недоволен. Затем, после нескольких минут такой заминки, Рохес снова заговорил по-русски:
— Простите, я не совсем точно перевел, — проговорил он, косясь на командира. — Речь шла о химическом оружии.
— О химическом? — Павел прищурился. — Кажется, вы чего-то недоговариваете. Какое отношение к данному контексту тогда имеет Трумэн, который применил первым все-таки атомную бомбу, а не какие-то газы?
Рохес что-то сказал командиру. Тот резко ответил, и Пауль продолжил переводить, оставив эту заминку уже в безвозвратном прошлом:
— И в этот раз, — говорил он, — вы открыли огонь первыми.
— Вообще-то первым открыл огонь ваш человек.
— Но вы его убили!
— Естественно! Ответным огнем, в целях самозащиты! — разозлился Стечкин, которому эти обвинения уже порядком надоели. — Это был акт обороны, но не агрессии!