Метро 2033. Московские туннели (сборник)
Шрифт:
Толик изо всех сил старался не поддаваться панике, однако в голову полезли дурацкие байки о разгуливающих по Метро безликих чудовищах-големах. «Спокойно! – приказал себе Томский. – Возьми себя в руки! Демоны не владеют приемами рукопашного боя. Маскарад и дешевые трюки!»
В темноте позади кто-то произнес:
– Отбегался парень. Гиви, свяжи этому спортсмену руки.
Нет, не демоны – люди. Но облегчения от этого мало. Если Толик позволит связать себе руки, тут ему и крышка. Следовало действовать без промедления. Надо сконцентрироваться только на одном – встать на ноги. Причем – проделать это так быстро, чтобы не оставить человеку по имени Гиви ни секунды на раздумья. Он ведь обязательно наклонится, чтобы выполнить приказ. И тогда…
Как только Томский понял, что это произошло, он резко
Гиви, охнув, отшатнулся.
Когда Толя вскакивал на ноги, прямо перед его лицом, со свистом разрезая воздух, мелькнуло что-то тонкое и блестящее. Он даже не успел понять, что струна-удавка только чудом не обвила его шею – настолько сосредоточился на Гиви. Точный удар пяткой в голову опрокинул верзилу на спину, его серый плащ распахнулся. Ага! Заткнутая за брючный ремень заточка с длинным трехгранным лезвием и рукояткой из обрезка гофрированной резины была как раз тем, что требовалось. Томский резким движением выдернул оружие и, не разворачиваясь, наобум ткнул назад. Раздался вопль: стальное жало вонзилось в ляжку второго нападавшего. Яростно шипя, тот попятился, вырвав заточку из раны. Почувствовав движение за спиной, Толик, не оборачиваясь, ударил локтем в голову успевшего оклематься Гиви и выпрыгнул на середину туннеля, чтобы видеть обоих противников. Он ожидал продолжения драки, но ошибся. Гиви растерянно мотал головой, а его товарищ зажимал пальцами рану на ноге.
– Мы еще встретимся, Томский, – прошипел он. – Сам приползешь к нам, тварь! На карачках!
Преследовать покидавшую поле боя парочку у Толика не было сил. Когда тьма поглотила две фигуры в серых плащах, он привалился спиной к стене и медленно сполз по ней на пол туннеля. Кто эти люди? Откуда они знают его? И куда он должен приползти?
Куски мозаики складывались в картину: кто-то обманом вызвал его жену на Полянку, похитил ее и выманил вслед за ней самого Томского – чтобы совершить на него покушение. Надо идти вперед! Шатаясь, он с трудом поднялся на ноги и двинулся к Полянке. Чтобы добраться до станции, ему потребовалось не меньше получаса. Слишком долго для того, чтобы кого-то там найти. И все же кое-что Толик обнаружил: в самом начале платформы белел обрывок бумаги, придавленный кирпичом.
Томский отыскал в кармане спички. Судя по свежим пятнам на листке – следам крови из раны на ноге дружка Гиви, – послание предназначалось именно ему. Когда Томский развернул записку, то первое, что бросилось в глаза, была монограмма в виде букв «Ч» и «К», обвитых куском колючей проволоки. Лаконичный текст раскрывал секрет клички коменданта Берилага. Две таинственных буквы оказались аббревиатурой, сокращением имени и фамилии.
Спичка погасла, но Томский даже не заметил этого. Итак, враг не истреблен. Он просто переродился и ждал своего часа, чтобы ударить в тот момент, когда Томский станет наиболее уязвимым.
Зарычав, молодой человек ударил кулаком в стену туннеля с такой силой, что в кровь разбил костяшки пальцев. Несмотря на темноту, семь слов записки словно полыхали у него перед глазами: «Встретимся на Лубянке. Искренне расположенный, Чеслав Корбут». Это было приглашение, от которого нельзя отказаться…
В тот момент, когда Томский обдирал в кровь кулаки в ярости от собственного бессилия, виновник его бед блаженствовал в своем кабинете на станции Улица Подбельского. В помещении царил полумрак. Огонек керосиновой лампы едва пробивался сквозь закопченное стекло, освещая безмятежное лицо сына профессора Корбута. В нем не было ни намека на фанатизм и наглость, так поразивших недавно не склонного к сантиментам товарища Москвина.
Чеслав Корбут сидел в кресле с вытертой на подлокотниках обивкой и поглаживал спину белого пушистого зверька, свернувшегося калачиком у него на коленях. Существо длиной сантиметров в сорок имело пушистый хвост, короткие полукруглые уши и умильную мордочку с розовым носом и черными глазенками. Животное это выглядело бы как обыкновенная ласка, если бы не одно обстоятельство: воздействие радиации наградило его двумя лишними лапками.
– Шестера, девочка моя, – ворковал Корбут. – Только ты одна у меня и осталась.
Грозный комендант Берилага находился в прекрасном расположении духа, и главной тому причиной была его любимица. Когда шестилапая ласка была рядом, страсти, бурлившие в груди у Чеслава, затихали, и клокочущий котел эмоций на время остывал. В такие минуты Корбуту хотелось только одного: не видеть людей, смотреть на тлеющий огонек керосинки и чувствовать ласковое тепло Шестеры у себя на коленях как можно дольше.
Под потолком комендантского кабинета висели две мощные люминесцентные лампы, но комендант пользовался ими только во время работы. С раннего детства яркий свет вызывал у него острые приступы головной боли и непреодолимое желание крушить все, что попадалось под руку. От этого недуга Чеслава не смог вылечить даже отец – ныне покойный профессор Михаил Корбут, поэтому размышлять и строить планы начальник Берилага предпочитал в полутьме.
В последнее время все его мысли занимал именно погибший отец. Довольно сложные, если не сказать напряженные отношения между гениальным ученым и просто талантливым сыном-хирургом остались в прошлом. Когда-то Чеслав не мог простить отцу своего вынужденного прозябания в тени гения. Теперь эта обида казалась мелкой и несущественной. Трагическая гибель профессора под колесами угнанного анархистами метропаровоза все расставила по своим местам. Позволила сыну понять, насколько сильна была его любовь к отцу. Боль утраты засела в сердце острой занозой, не давая забыть о себе ни на секунду.
Чеслав никогда не испытывал привязанности к себе подобным и никому, даже отцу, не поверял своих сокровенных мыслей. Теперь, после смерти единственного близкого существа окончательно отделив себя от человечества, он стал ненавидеть всех и вся. Темная пропасть, в которую превратилась душа Корбута-младшего, надежно скрывала от посторонних все его тайные замыслы. Они копошились в его мозгу, как змеи. Сворачивались в клубки и распрямлялись, чтобы жалить врагов.
Коменданта Берилага не смог раскусить даже удивительно проницательный Москвин. За привычной трескотней о благе компартии он не разглядел главной цели, которую преследовал молодой Корбут. Единственной настоящей целью замысла Корбута-сына была месть убийцам Корбута-отца. Мысленно Чеслав не раз подвергал тех, кто погубил отца, самым изощренным пыткам, заставлял их умирать в страшных конвульсиях. Карандашные портреты угонщиков метропаровоза, развешенные по всей Красной линии и на дружественных красным станциях, ежедневно напоминали ему о кровных врагах: Томском, бывшей лубянской комсомолке Елене и прапорщике Аршинове. Однако, несмотря на солидное вознаграждение, обещанное за поимку преступников, арестовать их и доставить на Лубянку так никому и не удалось. Чеслав сходил с ума от ненависти, сознавая, что Томский со своей подругой счастливы и находятся под защитой Полиса, а кризис красной идеологии и снижение авторитета Москвина не оставляли ни малейшей надежды на то, что врагов выдадут благодаря дипломатическим переговорам. По этой же причине Чеслав не мог действовать самостоятельно. Похитив граждан Полиса, он неминуемо навлек бы на себя гнев руководства компартии и, возможно, лишился бы своего поста и безграничной власти над заключенными. Власти, которой очень дорожил.
Выход подсказал покойный отец. Он, пусть и мертвым перстом, указал сыну верный путь. Разбирая бумаги профессора в разгромленной анархистами лаборатории на Лубянке, Чеслав наткнулся на потрепанную папку с грифом «Секретно». В ней хранились материалы о вирусе, который когда-то был разработан группой ученых в секретных лабораториях КГБ. В свое время работы над проектом «Немезида» были приостановлены лично генеральным секретарем КПСС Андроповым. Испытания в Средней Азии так напугали разработчиков, что проект был свернут навсегда. Однако через некоторое время на архивные записи напал Корбут-старший, в то время еще непомерно амбициозный безусый лаборант. Втайне от начальства оживил замороженные разработки, был застигнут за запрещенным занятием и вынужден вновь все свернуть. Собрал все в папку и отложил до лучших времен. И вот эти времена наступили – для его сына. Чеслав раскрыл заветную папку, и с ее страниц тень отца подсказала ему путь мести.