Шрифт:
Пролог
Отсиживаться в школе Макару не хотелось, только и других вариантов оказалось не много. Конечно, можно позвонить отцу. Можно, да только он занят, не до сына ему. А Васька Рябой с шестерками наверняка уже поджидает Макара. Смешно – от школы до дома на Советской идти всего-ничего, метров четыреста, но их еще пройти надо.
Сначала Макар решил срезать путь напрямую мимо церкви Святителя Николая, но передумал: Рябой не станет нападать сразу во дворе школы, скорее, где-то по дороге. Они частенько ошиваются у магазина… Гады.
Старенький
– Че встал?! – толкнув его плечом и неуклюже вихляя отросшим не по возрасту задом по лестнице сбежала Юлька Товарова.
Макар хотел было крикнуть вдогонку: «Хрен ли толкаешься, толстожопая!» – но передумал. Не очень-то она и толстая, ну правда… скорее, какая-то большая что ли, как взрослая почти. И не удержавшись, вздохнул. За полгода подружиться со сверстниками у него так и не получилось.
Макар спустился на первый этаж, где под лестницей, спрятанный за решетчатой грязно-белой дверью, гудел трансформатор. Гудел сильно, мешая думать своим упорным «у-у-у». Идти домой совсем не хотелось. Вот минует он Рябого с бандой, припрется домой целым и не побитым – так в квартире все равно никого, ведь отец на работе. Всем наплевать, у всех своя жизнь. Мимо него по школьному коридору шумно неслись запоздалые ученики, среди них шла тощая и чуть ли не задевающая макушкой потолок математичка, в его сторону она только косо глянула, подтянула пояс пальто и скрылась за поворотом. Макар хотел было попрощаться, мол, до свиданья, Виолетта Семеновна, но сдержался. Да и зачем? Скоро экзамены и каникулы – прощай, школа, на все лето. Так что – обойдетеся, Селедка Селедковна!
Хотелось есть, но дверь столовой прямо по коридору была, ясен пень, закрыта, уроки же кончились, вечер. А вот из класса трудовика доносился гул и визг станка. Петрович что-то мастерил. Макар остановился у дверей мастерской, вслушался. Судя по звукам, трудовик что-то вытачивал из железа. Скрипнув советской, на пружине, дверью, школьник заглянул внутрь. Большой токарный станок стоял у входа, поэтому учитель заметил мальчика сразу.
– Тебе чего, Северов? – Анатолий Петрович отвлекся от заготовки.
– Д-а-а… Эта… – почесал затылок Макар, блуждая взглядом по пропахшему маслом и одновременно древесной стружкой классу. – Железку надо. Такую, длинную.
– Пруток чтоль? – трудовик почесал переносицу под защитными очками обрубком указательного пальца. – Ну, возьми в куче.
Учитель махнул рукой и вернулся к своей заготовке. Макар как-то слышал из разговора отца с каким-то мужиком, что Петрович частенько колымит, вытачивая для местных водил железки, везти которые с большой земли слишком долго и дорого. В общем-то обычное дело.
Пройдя мимо иссверленного и исколотого верстака, Макар покосился на так удобно лежавший молоток, но прошел мимо в дальний угол к ящику с заготовками, точно надеясь найти там нужное. На уроках труда школьники, в основном, из палок выстругивали скалки, а из железнодорожных костылей, вручную и напильниками, выгрызали молотки. Пошуровав в коробе, Макар выудил стальной пруток толщиной с большой палец и длиной в полруки, махнул, примерился – в самый раз, да и в рюкзак должен влезть.
– Макар, у тебя все в порядке? – как оказалось трудовик, внимательно за ним следил. – Странно выглядишь.
«На себя посмотри, алконавт, удивишься», – внутренне вспылил Макар, а вслух ответил:
– В порядке… ну.
– Через гну, понукай мне еще, пацан, – нахмурился трудовик. – Брысь из школы, уроки кончились, нам тоже отдыхать надо.
– Ага, – поддакнул Макар, – и колымить.
– Че?!
Ждать, что будет дальше, Макар не стал и, хлопнув на прощанье дверью, бросился кривым коридором на выход.
Серый, холодный, мертвый, снежно-дождливый поселок Белушья губа после серого, дождливо-ветренного, но шумного Владивостока, казался полнейшей задницей. Там, во Владике, остались друзья, Колька с Серегой, могила мамы и бабушка. Она, кстати, противилась их переезду «на край мира», но отец ее, конечно, не послушал. А тут…
Новая Земля и есть Новая Земля. Проклятущее серое на черном, ягель с остальными лишайниками, расползавшимися по холмам. Далеко-далеко скалы с белым снегом, холод, промозглость и вообще – конец географии со здравым смыслом. Зачем они сюда поехали, зачем отец его с собой потащил?! Макар вздохнул, засопел и пошел дальше. Думай – не думай, мыслями о сладком прошлом тут не поможешь.
Как обычно, шел мокрый снег, с моря дул легкий ветерок. Тут «легкий» означает «с ног не сбивает» и можно идти, не хватаясь за все, вросшее и вбитое в землю. Шапку Макар не надел из упрямства, ограничившись капюшоном. Правда, миновав школьный двор, он уже не чувствовал собственных ушей и, зайдя за серо-бетонный куб здания бассейна, укрываясь от летящего снега, напялил шапку. Заодно выудив железку и запрятав ее в рукав. Рябого на горизонте пока не видно. Но это пока. Идти дальше он не спешил.
Добраться до дома Макар мог либо по улице Фомина, шедшей параллельно, либо, пройдя перекресток и миновав церковь, выйти на Советскую, а там – по прямой метров триста, не больше.
Особо страшно не было: ну, что с ним сделают, убьют? Подумаешь. Прижимаясь к казавшейся теплой стене школьного бассейна, он чувствовал душившие его одиночество и обиду. Почему? Да просто Макар Северов взял и оказался один на один со всем миром, со всей вселенной. Единственный ребенок в семье, нужный только недавно ушедшей матери и, может, бабушке, оставшейся там, в далеком шумно-портовом Владивостоке. Отцу…
«Один, как всегда, один», – он вытер рукавом набежавшие слезы… или растаявший снег? Да, наверняка снег.
Так, хорошо, огибаем школьный стадион, клочок грязи с футбольными воротами за сеткой-рабицей, проходим по кромке берега залива, превратившегося в соленое озеро из-за насыпной дамбы с дорогой, и, сделав большой крюк, выходим на улицу Фомина. Оттуда, проскочив между домами, легко оказаться дома.
В родном Владике или Томске, куда они как-то ездили всей семьей, легко затеряться среди густо налепленных один на другой домов. Здесь же три с половиной барака как прыщи на сплошной равнине, а куцые холмы виднеются где-то там вдалеке, наверное, километрах в двадцати от поселка. Особо тут не спрячешься. Пропустив громыхающий уазик-буханку, Макар пересек дорогу и уверенно направился к стадиону.