Метромания
Шрифт:
– Это я понимаю, – развеселился Макс. – Сам был свидетелем… Со мной в вагоне ехал пацан лет девяти. Весь чистенький, прилизанный, а моська шкодливая до невозможности. Сидит напротив, ногами болтает, рядом футляр со скрипкой. Поезд начинает тормозить, диктор объявляет название станции, он подхватывается – и к выходу. Без скрипки. Я вперед дернулся, хотел крикнуть: мол, пацан, инструмент забыл, а он прямо в дверях обернулся и так со злорадством на скрипку посмотрел! Прощальный взгляд, так сказать…
– Вот-вот, – нетерпеливо закивал Грант Нерсессович, которого больше устраивало, когда он один говорит, а слушатели внимают. – Первым в рейтинге популярности, как думаешь, что идет?
– Ну зонтики,
– Не угадал. Огромные китайские баулы – клетчатые, красно-синие… Ну знаешь же, видел сто раз… Со строительным инструментом и рабочей одеждой. Удивлен? Гастарбайтеры их нарочно в метро оставляют. Хитрость такую придумали. Перед тем как домой в отпуск отбыть, складывают в сумку молотки, рубанки, ножовки, шпатели, валики. И «забывают» все это добро на одной из станций. Тащить-то сначала на родину, а потом обратно в Москву – геморрой. За камеру хранения на вокзале платить надо. А стол находок – бесплатный. Все продумано: вернулся в столицу – и сразу на станцию «Университет». Дескать, так и так, месяц назад забыл в метро рабочий инструмент. А ему: «Получите, в целости и сохранности». При мне сегодня девчушка из служащих метрополитена такой вот баул в стол находок приперла. Два пролета по лестнице еле проволокла.
А поверх сумки, между ручек, еще и тубус пристроила. Ну, эту штуку с чертежами кто-то, видно, по-настоящему посеял.
– У них там, наверное, помещение размером со станцию…
– Ага, как же! – огорчился Симонян. – Девчонки вместе со всем барахлом ютятся в двух небольших комнатах.
– А вас что, прямо туда запустили?
– Не положено, инструкуция строго запрещает. Но я и через окошечко очень даже хорошо с ними пообщался. Девчонки рассказали, что им и золотые кулончики приносили, и дорогие кейсы с документами, и женские туфли – чаще всего почему-то по одной. Ты мне скажи: в каком это состоянии должна быть дама, чтобы потерять туфлю с ноги и не заметить?
– Всякое бывает, – улыбнулся Макс. – Мы как-то с бывшей женой в гости к ее подруге на день рождения ехали. Абсолютно трезвые. Идем на «Белорусской» по мостику, вдруг у нее туфля с правой ноги раз – и слетела. Между прутьев проскользнула – и на рельсы. Я вниз, к дежурной. А у них, оказывается, на такой случай даже особое приспособление есть. Что-то вроде багра. И вот этим крюком на конце палки она так ловко туфлю подцепила… Едем часа через четыре обратно – и на том же самом мостике, с той же самой ноги у жены снова туфля слетает. И опять на рельсы. Дежурная, скажу честно, мне уже не улыбалась. Туфлю вытащить вытащила, а в руки не отдала, на пол кинула. Наверное, решила, что издеваемся.
Когда с пивом и ребрышками было покончено, Грант Нерсессович дал понять, что ему пора за работу. Максим поднялся, но, прежде чем уйти, попросил что-нибудь почитать. Симонян задумался:
– Книг у меня много… В основном по архитектуре и строительству – это тебе вряд ли интересно. Альбомы, выпущенные метрополитеном к своим юбилеям. Но там общая информация – о самых длинных и самых коротких перегонах, глубине залегания станций, лучших работниках… Есть несколько книг на английском – о лондонском, нью-йоркском и пекинском метро. У тебя как с инглишем? Неважно? Все равно возьми – хоть картинки посмотришь. А лучше знаешь что? – Глаза старого армянина загорелись тем огнем, какой бывает, когда человек вдруг решает поделиться с другим чем-то бесконечно дорогим и сокровенным. – Дам-ка я тебе почитать предисловие к моей книге и пару-тройку готовых глав. Согласишься быть моим рецензентом?
– Давайте, – без энтузиазма промямлил Макс. – Только рецензент из меня никакой… Я ж и тысячной доли того, что вы про метро знаете…
– А мне как раз нужна свежая голова. Только если какую нелогичность заметишь или что-то непонятно будет – давай без церемоний. Договорились?
– Не вопрос.
Каждый за себя
Решение о том, как нейтрализовать Витька, пришло Андрею утром, когда Катя поила его кофе с бутербродами. На работу он почти бежал – ему нужно было добраться до компьютера с телефонной базой госучреждений, пока не собрались сослуживцы. Найдя номер УВД метрополитена (звонить опрашивавшему его майору Шахов не решился: вдруг тот узнает голос?), он стал судорожно рыться в ящиках стола. Где-то должна была валяться симка московского «Мегафона», оставленная парнем, приезжавшим к ним весной на стажировку то ли из Самары, то ли из Саратова. И на ней, кажется, должны быть какие-то деньги.
Симка нашлась на самом дне – под грудой бумаг, оберток от конфет, вафель и пластиковых стаканчиков. Вставив ее в свой телефон, Андрей прыжками преодолел несколько лестничных маршей и на площадке, откуда вела дверь на технический этаж, набрал номер.
Говорил коротко, точно по тексту, который составил в голове по пути на работу. Мол, сотрудник отдела, который обслуживает в том числе и станцию «Проспект мира», ту самую, где совершено громкое убийство, младший лейтенант Виктор Милашкин является давним другом подозреваемого в этом преступлении Максима Кривцова, а потому может скрывать некоторые детали, способные стать дополнительными доказательствами. К тому же есть основания полагать, что Милашкин знает, где скрывается Кривцов, более того, поддерживает с беглым преступником связь. На требование назвать свое имя Шахов ответил, что боится мести Кривцова и Милашкина.
Симку он тут же сжег в заполненной бычками банке из-под кофе. Плавясь, крошечная пластмассовая пластинка наполнила воздух таким резким и мощным амбре, что у Шахова защипало глаза.
Следующие несколько часов Андрей постарался загрузить себя работой и общением с коллегами. Его особый настрой отметили все. Шахов громко смеялся над самой незатейливой шуткой, без устали говорил комплименты женщинам, рассказывал какие-то путаные и совсем не к месту истории. Пожилая бухгалтерша Софья Петровна, мягко улыбаясь, даже спросила:
– Андрюша, что это сегодня с вами? Глаза блестят, не ходите – летаете… Уж не влюбились ли?
Вернувшись в отдел, Шахов посмотрел на себя в висевшее возле двери зеркало. Глаза действительно горели. Сухим, лихорадочным огнем.
Обедать со всеми в кафешку он не пошел. Сказал, что хочет написать пару электронных писем друзьям. На самом деле просто испугался. Испугался, что загнанная вглубь истерика вдруг прорвется сумасшедшим хохотом или, наоборот, слезами. А может, резкостью в ответ на безобидную шутку кого-нибудь из коллег. За обедом они любили друг друга подкалывать.
Когда за шумной компанией закрылась дверь, Шахов залез в ящик стола, где лежала фляжка с коньяком, сделал три глотка и откинулся на спинку кресла в ожидании, когда напиток начнет свое расслабляющее действие. Минут через пять и впрямь немного отпустило, а в голове, громоздясь одна на другую, заскакали мысли: «А что я, собственно, такого сделал? Чтоб угрызения совести… Почему я должен считать себя сволочью? Вон даже родная мать Макса… По фиг ей, что с сыном… Оттягивается с молодым любовником в теплых странах… Если уж даже матери… А Макс? Он, что ли, думал про меня, когда в постель к Катьке прыгал? Ведь понимал же, что это предательство… что меня предает. А сама Катька? Как она тогда у порога, когда я кроссовки заметил, на меня посмотрела! С гордостью! И плевать ей, что у меня внутри все зашлось. Всем на всех плевать. Каждый только за себя! А потому нечего мне, Андрею Шахову, корить себя и мучиться. Я прав, сто тысяч раз прав!»