Метромания
Шрифт:
Окончания фразы Макс не услышал, провалившись в короткий, но глубокий сон. Кривцову привиделось, что он идет по длинному-длинному тоннелю, обе руки заняты огромными клетчатыми баулами. Плечи отчаянно ноют, а конца тоннеля нет и, главное, никогда не будет…
Вынырнув из сновидения в реальность, Кривцов будто взглянул на себя со стороны. Что он тут делает? Конкретно тут, в этой келье, со стариком-юродивым и пацаном, у которого свербит в мозгах и заднице от жажды приключений, и вообще в этой грязной, смрадной преисподней? Почему он, будучи невиновным, должен скрываться? Общаться со всеми
То, что творилось у него в душе, видимо, отразилось на лице, потому что Симонян участливо спросил:
– Максим, что с вами? Приснилось что-то нехорошее?
– Да уж, – мрачно подтвердил Кривцов и поднялся. – Я, пожалуй, пойду. Прилягу у Митрича… – И, уже отодвинув закрывавший вход в пещеру полог, вдруг обернулся: – Грант Нерсессович, вот вы образованный, интеллигентный человек. Неужели вам хочется провести остаток жизни здесь, в подземелье? Среди всякого отребья и отродья? Ну, нет возможности по-человечески жить в Москве, езжайте в Армению. Там у вас наверняка полно родственников, которые могут приютить.
Симонян пристально посмотрел на Макса:
– А почему вы решили, что здесь я живу не по-человечески? И кого вы называете отребьем и отродьем? Вот вам вырезка… – Симонян пошуршал в лежавшей на столе кипе бумаг и, найдя нужную, положил на ближний к Кривцову край, – из «Российской газеты».
В Москве примерно сто тысяч бездомных. У десяти процентов – высшее образование, у двадцати – среднее специальное. Среди бродяг поневоле есть даже люди с учеными степенями. Кстати, такое наблюдается только в России. В США и странах Евросоюза бездомных тоже в достатке, но они в подавляющем своем большинстве неграмотные. Я пытался вести свою статистику, собирая информацию о жильцах московской подземки. Каюсь, забросил это дело. Трудным оказалось. Люди здесь недоверчивы, боятся, что «досье», попав в руки органов, может им навредить. Но даже собранного досточно, чтобы сделать вывод: многие из здешних обитателей – вполне достойные люди. Люди, а не отребье или отродье. Кстати, именно они пришли к вам на выручку в тяжелую минуту.
Макс смешался:
– Извините меня за случайно оброненные слова. Просто что-то накатило. Я пойду?
Сказано все это было безупречно вежливым, извиняющимся тоном.
– Конечно, идите, – мягко разрешил Симонян. – Нервное напряжение лучше всего снимать сном. Не сочтите за пустой комплимент: вы держитесь молодцом. Не каждый бы смог…
Отстранение
Шаховский мобильный запел в шестом часу вечера. Увидев на экранчике надпись «Номер не определен», Андрей покрылся холодным потом: а вдруг в милиции каким-то образом выяснили личность звонившего вчера «доброжелателя» и теперь решили вызвать его на подробный разговор?
Звонил Витек. Говорил коротко и сухо, будто читал телеграмму:
– Меня отстранили от работы. Ведется служебное расследование. Кто-то стукнул, что я друг Макса и могу знать, где он скрывается. Так что теперь через меня – никаких контактов. Скорей всего, за мной будут следить, а телефоны поставят на прослушку. Если уже не поставили. Мне не звони. Сам буду звонить из автоматов, и только в случае крайней необходимости. Если, например, узнаю что-то важное.
Едва Шахов нажал «Отбой», как телефон снова заиграл. На экране опять незнакомый номер. Только на сей раз голос был женский:
– Андрей, это Людмила. Людмила Романовна, мама Макса. Андрей, что случилось? Мы сегодня вернулись из отпуска, а соседи говорят, несколько раз милиция приходила. Всех расспрашивали, не появлялся ли Максим. Звоню на сотовый – недоступен. Домашний не отвечает. Послала туда Георгия с ключами, а сама места не нахожу. Тебе несколько раз звонила… Что у вас тут стряслось? Что с Максом?
– В общем… Вы только не пугайтесь… Он…
– Ну что ты мямлишь? Говори! – В голосе мадам Кривцовой прорезались привычные металлические нотки.
И Андрей решил не миндальничать.
– Его обвиняют в убийстве, и он в бегах.
– Что?! Ты в своем уме?
– В своем.
Ответ прозвучал жестко и даже мстительно, но Андрей почувствовал это слишком поздно. После недолгой паузы Людмила Романовна подозрительно спросила:
– Почему ты так отвечаешь?
– Как? – Теперь Шахов попытался придать голосу всю возможную мягкость и сострадание.
– Так, – не стала конкретизировать Кривцова. – Я звонила отцу Максима, он сказал, что разговор не телефонный, предложил встретиться через час. Только я думаю, толку от встречи будет чуть. Кривцов никогда особенно не интересовался делами сына.
«Села на любимого конька!» – только успел подумать Шахов, как вдруг услышал то, что заставило его напрячься:
– Я уверена, ты знаешь гораздо больше. И ты должен ему помочь, что бы там между вами ни произошло.
– А что между нами произошло? – изобразил удивление Шахов и почувствовал, как пальцы, держащие трубку, непроизвольно сжались.
– Я имею в виду Катерину.
Мадам Кривцова, не признающая недоговоренностей и не терпящая, как она выражается, экивоков, была в своем репертуаре:
– Ты можешь сейчас к нам приехать?
– К кому? – уточнил Андрей, хотя было понятно, что Людмила имеет в виду квартиру, где живет с молодым любовником.
– Ладно, я сама к тебе приеду. Говори куда!
Андрей назвал кафешку неподалеку от своего офиса и сказал, что будет там через сорок минут.
Людмила приехала с Георгием. Шахов отметил, что тот чем-то неуловимо похож на Макса. Наверное, манерой держаться, спокойной уверенностью. А еще лоском.
Людмила их друг другу не представила. Георгий первым протянул руку и назвал себя. Нетерпеливо бросив спутнику: «Закажи что-нибудь попить», мадам Кривцова посмотрела на Андрея:
– Ну?
Шахов принялся рассказывать все с самого начала – с той минуты, когда Макс влетел к нему утром со странными снимками.
– Ты по сути можешь?! – досадливо поморщилась Людмила. – Где он сейчас? Что за обвинение?
На второй вопрос Шахов ответил подробно, а на первый ограничился одной фразой:
– В надежном месте.
– В каком надежном месте? – уточнила мадам Кривцова тоном, которым, наверное, разговаривала с особо тупыми подчиненными. Андрей на мгновение замешкался: