Мэйделе

Ингрид Мот, черноволосая девочка с разноцветными глазами, узким длинным лицом, оканчивающимся скрытым под спутанными волосами широким лбом, имя свое не любила, оно казалось каким-то слишком грубым, а грубости в ее жизни хватало и так.

Ее родители погибли в пьяной драке, по словам родственницы, у которой жила девочка. Именно эта родственница из милости не отдала Ингрид в приют, а приютила даже в отдельной комнате.

Судя по виду и размеру, эта комната была, скорее, кладовкой под самой крышей дома. В ней уместилась кровать девочки, сделанная из старых досок, на которой лежал тонкий

матрац. Окошко под самым потолком было совсем маленьким, оно почти не давало света, как и сорокаваттная лампочка. Столом девочке служил деревянный ящик, на котором ее и наказывали время от времени.

Когда Ингрид начала хоть что-то понимать, госпожа Грета объяснила ей, что взяла в дом девочку из жалости, поэтому та должна быть благодарной, отрабатывая свое питание и проживание. Сначала Ингрид сопротивлялась, но ее быстро убедили, что она сильно неправа. Единственное, что запомнила девочка – боль, очень сильная боль сопровождала это «убеждение». Кроме нее, у госпожи Греты и господина Карла был сын. Сына звали Фридрих, он был настоящим украшением семьи Бауэр. Толстый, круглолицый, украшенный светлыми волосами и синими глазами, самодовольный, на первый взгляд, мальчишка неожиданно оказался добрым.

Больше всего Ингрид хотела, чтобы ее обняли хоть разок, чтобы погладили, как гладят других детей, но… Она была «дерьмом», как ее называла госпожа Грета, а, видимо, таким, как она, тепла было не положено. Когда девочка пошла в младшую школу, потому что это было ее обязанностью, она узнала, что в школе тоже могут побить. На дворе стоял тысяча девятьсот восемьдесят первый год, и в школе могли побить по лицу… И не только. Особенно Ингрид. Почему-то девочке попадало намного, намного больше других, но почему было именно так, Ингрид не понимала. Она буквально наизнанку выворачивалась, стараясь угодить и в школе, и дома… Однажды силы девочки, жившей в небольшом немецком городке, закончились так, что она горько расплакалась прямо во дворе школы.

Фриц увидел девочку, про которую ему с детства говорили, что она плохая и никчемная, при этом, стоило мальчику хоть как-то попытаться сблизиться с Ингрид – сразу же следовало наказание. За что с девочкой так обращаются, Фриц совершенно не понимал, решив, что родители просто за что-то ненавидят Ингрид, но вот увидев ту плачущей, мальчик подбежал, чтобы быстро увести ее со школьного двора туда, где не найдут.

– Что с тобой? Что случилось? – Фридрих просто не выдержал, обнимая горько плакавшую девочку.

– Я никому не нужна… – страшные слова для семилетнего ребенка. – Совсем никому…

– Неправда! Ты мне нужна! – выкрикнул мальчик, обнимая Ингрид так, как его самого обнимала мама. – Ты мне очень-очень нужна! Сестреночка… – нежно произнес он.

– Тебе же попадет! – девочка, почувствовавшая тепло от этих слов, очень не хотела делать плохо… брату.

– Будем прятаться от родителей, – решил мальчик, прижимая к себе уже, пожалуй, сестру. – Тогда все будет хорошо, а иначе бить будут.

– Тебя тоже? – расширила глаза девочка, пытаясь понять, как так – бить за тепло.

Этот разговор положил начало счастливому, просто очень счастливому времени – у нее был братик. Тайный, но он был, отчего жизнь казалась не такой беспросветной. Проходили дни, недели, месяцы, когда… В тот день девочку сильно побили в школе, а вот Фриц как будто исчез – его нигде не было. Задыхавшаяся от слез девочка медленно выходила из школы, когда

непонятно откуда взявшаяся огромная сосулька упала прямо перед входом в школу. Что ее спасло, Ингрид и сама не поняла. Затем по дороге домой ее чуть не задавила мчавшаяся на красный машина. Девочка уже дрожала, но и дома… Пытавшаяся пробраться к себе в комнату девочка почувствовала сильный удар по спине и упала.

– Никчемная! Отвратительная! Гадкая! – закричал Фриц, принявшись пинать девочку ногами.

– Фриц! За что? – не выдержала Ингрид, но очередной сильный удар, кажется, палкой, чуть не вышиб из нее дух. В глазах мальчика, казалось, нет ничего человеческого, и от этого зрелища девочка потеряла сознание, очнувшись у себя в каморке. Что такое произошло с Фрицем, она не понимала. Совершенно не понимала, он выглядел… как будто сошел с ума. Ингрид тихо-тихо расплакалась, она опять была совсем одна. Совсем одна в девять лет.

С того самого дня Ингрид начала ощущать, что все происходящее – это не с ней, не про нее, не… Механически выполняя назначенную работу, девочка замыкалась где-то в глубине себя, лелея память, в которой были руки брата, совсем непохожего на то, чем стал Фриц. Единственное тепло в жизни ребенка.

В небольшой комнате, чем-то похожей на кабинет, в удобных креслах сидели двое мужчин. Они были чем-то неуловимо похожи друг на друга. Одетые в черные костюмы, с волевыми лицами мужчины, на вид около сорока лет, тихо переговаривались. Серые стены комнаты скрадывали их слова, а за большим окном жил большой город, ничуть не заботясь о происходящем здесь.

– Итак, Вернер, эта… выродок, выжила? – поинтересовался один из мужчин, отпив желтоватого цвета прозрачную жидкость из высокого стакана. – А ведь ей девять? Еще три года и инициация, после которой мы ничего не сможем сделать.

– Да, Карл, Бауэры оказались на редкость мягкотелыми, – сокрушенно покачал головой названный Вернером. – А пацана пришлось проводить через гипноз.

– С гипнозом вы это зря, – заметил тот, кого собеседник назвал Карлом, сцепив при этом руки на колене. – Если бы он забил девчонку, гипноз могли и обнаружить.

– Ну не забил же… – хмыкнул Вернер, отпивая еще глоток и чуть прикрывая глаза. – Предлагаю перевести ее в нашу школу… Заодно оценим ее способности.

– В вашу… Это которая по специальным возможностям? – хмыкнул Карл. – А как обоснуете?

– Да как всегда, – брезгливо скривился его собеседник. – Или «школа для одаренных», или… да хоть «школа магии», например.

– В школу для одаренных, пожалуй, не поверят… – Карл Мюллер задумчиво посмотрел в такой же серый, как и стены, потолок. – А вот школа магии, ребенок же. Иллюзию можно использовать, только не кентавра, а что-нибудь эдакое… Зелигены 1 или даже Хайцель 2 ?