Мезалийцы
Шрифт:
Закончив разглагольствовать, мы последовали за Гу обратно в круг мегалита, ставшего огромным обелиском, и снова принялись молиться. Мне было приятнее осознавать, что на вершине обелиска по-прежнему размещается антигравитационный элемент, который по моим предположениям помогает совершать между-пространственные переходы.
Только на этот раз предстоял переход иного плана. Странно, что я сразу не задумался над словами Гу, по которым наши тела останутся здесь, а в мир духов проникнет только сознание. Но как такое возможно? Разве сознание существует вне физического тела? Оказывается, возможно, когда в дело вступает ментальный двойник , посредством которого происходит
XXI
Ритуал проводился не как прежде: без поклонов, и других телодвижений. Мы пребывали в расслабленном состоянии. В какой-то момент пространство вокруг начало сгущаться, а в ушах появился уже знакомый по предыдущему переходу звон. Этот звон всё нарастал, и вскоре заглушил голоса товарищей и мой собственный голос.
Внезапно моё сознание оборвалось, и уже через мгновение, когда разум опять включился (после мимолётного забытия), то на мир я взглянул совершенно другими глазами. Словно моё «Я» за секунду беспамятства перетекло в невесомое и бесчувственное тело, способное созерцать, мыслить, и быть может говорить. Это и был тот самый ментальный двойник .
Моя тонкоматериальная оболочка взмыла над прежним телом, сидевшим внизу неподвижным истуканом. А рядом также неподвижно находились тела товарищей, но их двойников я пока нигде не наблюдал.
И вдруг подул сильный восходящий ветер, подхвативший моё невесомое сознание, и понёс его высоко вверх. Место нашего ритуала быстро удалялось, а затем превратилось в точку, и вокруг разверзлось бескрайнее пространство: поначалу тёмное, но с каждой секундой просветляющееся. И наконец, по сторонам от меня, точнее моего сознания, начали проступать очертания неких форм и окрашиваться цветами, как это бывает при проявлении фотографической плёнки.
Вместе с окружающим миром я теперь смог разглядеть и собственного двойника, и бесплотные оболочки товарищей — они отдалённо напоминали наши прежние тела, но всё больше — газообразные струящиеся образования. Между собой мы не говорили в прямом смысле этого слова, но как будто слышали мысли друг друга.
Повсюду в пространстве из бесконечных низин в бесконечные выси тянулись различные верёвки, канаты, струны, ленты — было очень много этих разнокалиберных и разноцветных нитей, но и между ними было достаточно расстояния, чтобы парить и не задевать их. Довольно трудно передать переживания мира духов , так как он казался куда более многогранным по отношению к предыдущим четырёхмерным, и поэтому всё его богатство никак не умещалось в прежние понятийные рамки.
Можно сказать, наши бестелесные оболочки парили в открытом космосе, наполненном потусторонним светом. Также имелась ещё одна существенная отличительная особенность мира духов — она заключалась в том, что я в нём являлся именно мыслью и сознанием. Пребывал везде и всюду и со всеми одновременно.
К примеру, когда моя мысль не была обращена к товарищам, а устремлялась к странностям устройства этого мира, то и товарищей уже не оказывалось рядом, а я словно проносился через туннель, и передо мной вздёргивались покровы тайн — пелена за пеленой. За ними форсировано свершались масштабные и непонятные, зрелищные и глубинные процессы. То я видел бесформенных гигантских существ, похожих на облака, что-то впитывающих и обратно выделяющих. То вдруг передо мной представали картины огромных медузоподобных шатров , облепивших небосвод. Из этих медуз как раз и тянулись многочисленные ленты, а у кромок их контрастно-тёмных тел, сочился ярчайший свет, ярче всякого солнечного в тысячи раз… И множество самых разных диковинных картин сменяло одна другую. Но стоило только вспомнить о товарищах, как я тут же возвратился к ним, словно никуда и не удалялся из разлинованного свисающими лентами пространства, насыщенного эфиром, едва колышущимся, как при морском штиле, с подобающим шелестом.
Устремив мысленный взор на Гу, я незамедлительно был подхвачен своим интересом, и стремительно пронёсшись через эфирный туннель, похожий на водоворот, увидел картины, связанные с хиронцем. Гу — будучи таким же полупрозрачным, как я, был окружён собратьями, но не живыми хиронцами, а душами предков. Они обитали в потустороннем мире, и ждали чудесных инкарнаций, чтобы вернуться в наш плотноматериальный мир . Души предков поздравляли Гу с посвящением в жрецы, делились с ним собственным некогда пережитым опытом, вестями о грядущем и тайнами нашего же мира, которые сверху им лучше приоткрывались, чем воплощённым в бренных телах.
Наверное, подобная встреча сейчас происходила и у самого младшего члена экспедиции — юного хиронца. Но моё неугомонное внимание переключилось не на него, а на Зевса, и за мгновение, преодолев эфирный туннель, я увидел совсем иную картину. Ментальный двойник Зевса общался с неким существом, превышающим его по габаритам раза в четыре. И это существо в мире духов обладало цветами и красками и всей необходимой плотностью тела, чтобы считаться жителем данного мира. Лишь я и трое моих сотоварищей в ментальных оболочках, напоминали привидений, сотканных из тумана, которых мог развеять любой слабый порыв астрального ветра.
А от существа многорукого и многокрылого исходил какой-то жизнеутверждающий свет, и превосходство его разума ощущалось бесспорно. Зевс, а теперь и я, присоединившийся к его немой беседе, благоговели пред ангельским существом с нимбом. И сегодня вспоминая то зрелище, с улыбкой понимаю: вот же они — таинственные разумные силы Хирона. Зевс оказался прав насчёт их существования, и каждый из нас оказался прав по своему, а истина как всегда была посередине. Ведь Босс, конечно же, ошибался по поводу их враждебных намерений, и когда соприкоснулся собственным сознанием, то сам это понял. Что разумностью и гуманностью они приходятся нам учителями, поэтому и любые попытки противления их воле, представляются мало того, что бессмысленными, но ещё и вредными для нас самих.
Высшее существо, говоря с Зевсом о целях, поставленных мезалийцами на Хироне, выбрало для своих увещеваний, пожалуй, самого подходящего слушателя. Поскольку, кто как не Зевс в первую очередь мог повлиять на политику мезалийцев в отношении хиронцев. Мне сразу стало интересно, а какова личная реакция босса на речи высшего существа, и тут же в ответ на свой мысленный запрос я ощутил флюиды расположенности и доверия. Иначе и быть не могло: благостный свет, излучаемый ангелоподобным духом, непроизвольно располагал к себе сердца посвящаемых, и внемлющих его не менее убедительным и обезоруживающим речам.
К слову, общение в мире духов происходило напрямую от сознания к сознанию, минуя слова, до воспринимающего доходя чистыми мыслеобразами. Однако речь высших отличалась особенной содержательностью: мы с Зевсом буквально переживали себя участниками изливаемых на нас мыслеобразов. Высший говорил, показывал, и пропускал через нас ситуации, в которых мы варварски вмешиваемся в уникальный и прогрессивный путь развития хиронцев. И мы сами подвигались к осознанию, что должны оставить всякие попытки навязать хиронцам свою земную модель технократической цивилизации. Поскольку вера в технический прогресс может увести от духовного прогресса — веры в Бога.