Меж трех времен
Шрифт:
Он замолчал и смотрел на Рюба, посмеиваясь. Тот поторопил:
– Ну же, ну! Я весь внимание...
– В вигваме - настоящие индейцы племени кроу. Правда, сперва их пришлось учить родному языку. Ребята в траншеях одеты в форму 1917 года. Понимаете, все мы должны были почувствовать, как оно было на самом деле. Почувствовать прежде, чем нас перебросят на реальное место действия. Индейцев - в нетронутую прерию. А солдат - во Францию, в восстановленные траншеи Первой мировой. Потому что, майор, Проект заключался в том, чтобы найти способ отправиться в прошлое.
Он опять умолк в ожидании хоть какой-то реакции. Майор пристально смотрел на собеседника, однако без всякого выражения. Макнотон
– Ведь это вы, майор, были первым, кто рассказал мне обо всем этом в день, когда я согласился присоединиться к Проекту. Мы стояли на мостках над «Большой ареной» - по этим мосткам можно было пройти в любой конец и увидеть, что делается внизу, на любом из участков. А на потолке над нами - множество прожекторов и всяких машин, способных имитировать день и ночь, солнечную и облачную погоду, дождь - да все, что угодно. Машины контролируют температуру - на одном участке зима, на другом жарища. Мы с вами стоим и смотрим вниз, я еще совсем зеленый новичок. И вы говорите, что, согласно Эйнштейну, время подобно узкой извилистой реке. Мы плывем по ней в лодке без весел и видим вокруг себя только настоящее. А прошлое остается за изгибами и поворотами позади нас. Увидеть его мы не можем, но оно не исчезло, оно по-прежнему существует. Так считал Эйнштейн, и его надо понимать буквально. И вот доктор Данцигер...
– Какие у Данцигера были инициалы?
– Е.Е.
– Точно! Точно - Е.Е.Данцигер...
– Майор, давайте уйдем отсюда. А то хозяин начинает прислушиваться. Заплатите ему за - как он, называет свою бурду?
– кажется, кофе...
Они вышли на улицу и подошли к одинокой скамейке в скверике.
– Данцигер утверждал, что если прошлое действительно существует - а Эйнштейн ведь не сомневался, что это так и есть, - то должен существовать и способ до него добраться. Это заняло два года, но Данцигеру удалось получить деньги на свой Проект. От федерального правительства.
– От кого же еще?
– Можно подумать, что вам, майор, платит не правительство, а кто-то другой...
Рюб ответил усмешкой.
– Сколько ему дали? Наверное, несколько миллионов. Денег хватило не только на покупку здания - их было достаточно, чтобы купить этот городок. Да-да, весь городок. Надо думать, за него не так уж дорого и запросили - взгляните сами на эту мусорную кучу. Вокруг ничего, кроме истощенных полей, зарастающих кустарником. И тут никого, кроме пропойц, наркоманов и неудачников. Нигде у них ни черта не вышло, вот они и потянулись сюда, получают пособие и пьют. Или выращивают марихуану на земле, которая им не принадлежит. Отбросы общества. Голь перекатная...
– Вы и себя относите к их числу?
– А чем я лучше? Но когда городок перешел в собственность Проекта, его реставрировали и сделали таким, каким он был в двадцатых годах.
Рюб демонстративно огляделся: городишко явно пришел в упадок, глазу отдохнуть не на чем.
Макнотон ухмыльнулся:
– Понимаю, что сейчас этого не видно. Тут какая-то тайна, майор, но давайте обо всем по порядку. Пока что поверьте мне на слово, местечко было полностью реставрировано и стало «калиткой в прошлое» - так это называл доктор Данцигер. «Калитки» облегчают переход от симуляции на «Большой арене» к настоящему путешествию во времени. Мне это удалось. Удалось перейти в подлинный Уинфилд двадцатых годов. Надо сказать, что добиться этого удавалось немногим. Вам, майор, не удалось. Вы пробовали - и не сумели. А кое-кто все-таки сумел, и я среди них. И черт возьми, майор, - я очутился именно там, где мечтал очутиться всю жизнь. Видели бы вы этот городишко в двадцатые годы! Он был прекрасен, просто прекрасен! Тихие проселочные дороги и деревья, деревья повсюду. А в аптеке...
– Избавьте меня от ностальгии!..
– Терпеть не могу это словечко. Знаете, кто пользуется им чаще всего? Завзятые патриоты. Те, кто живет в лучшей стране на свете. Как же ей не быть лучшей, если они здесь живут? И ясное дело, они живут в лучшем из всех возможных времен - еще бы, ведь это их время! А если вы хотя бы намекнете, что бывали времена и получше, они тут же завопят: «Ностальгия, ностальгия!..» Даже не удосужившись разобраться, что значит это слово. А означает оно, по-моему, излишнюю сентиментальность, и больше ничего.
– Да черт с ними, с патриотами, Джон!
– Ну поглядите на эту улицу сегодня - с души воротит. Но видели бы вы ее, о Господи, видели бы вы ее в двадцатые годы! Скажем, летом, в субботу вечером. На Мейн-стрит яблоку негде упасть - и горожане, и окрестные фермеры. И все знают друг друга, останавливаются поболтать. Потом подойдет еще кто-нибудь, и вот на тротуаре уже толпа. Не то что в нынешних проклятущих торговых центрах. Зайди в один и тот же центр хоть сто раз, и все равно не встретишь никого или почти никого, одни незнакомцы, которых ты никогда не видел и никогда больше не увидишь. В двадцатые годы этот чахлый, погибающий скверик был великолепен: деревья, трава, кусты, тропинки, зеленые скамейки - и люди, люди! Некоторые фермеры приезжали в колясках или в фургонах. Вдоль тротуаров были коновязи, а не счетчики для парковки. Хотя машины уже были. По большей части «форды» модели «Т» [первый массовый американский автомобиль, выпущенный в 1908-1927 годах в количестве 15 миллионов штук]. А я работал механиком в гараже для лимузинов «пирс-арроу».
– Удивительно, что вы возились с автомобилями, Джон. И вас не раздражала вонь выхлопных газов?..
– Может, и раздражала. Может, лет за двадцать - тридцать до того Уинфилд был еще лучше. Был бы рад увидеть и сравнить. Майор, я должен вернуться туда - должен, и все тут!
– Какого же черта вы там не усидели?
– Не поверите: помешало то самое любопытство, которое кошку сгубило. Я вернулся в настоящее - думал, всего на день-другой, поглядеть, что стало с Проектом. Знаете, как только Проект оказался успешным, его возглавили вы. Вместе с Эстергази. Вышвырнули Данцигера вон. На ваш вкус, он был чересчур осторожен, все беспокоился, как бы не изменить что-нибудь в прошлом. Потому что, как он говорил, никому не известно, как перемена повлияет на настоящее. Опасно, повторял он, очень опасно! А вы с Эстергази потирали себе руки. Вам не терпелось доподлинно выяснить, что может случиться. Но я, майор, возвращаюсь к тому, что уже фактически сказал. «Калитка» исчезла. Я не могу вырваться из этой мерзости!
– Джон, все это весьма и весьма интересно. И вы так хорошо рассказываете! Только я побывал там, где размещался ваш Проект. Не далее как вчера. Там контора братьев Бийки и склад. И всегда был склад, и ничего больше - видно с первого взгляда...
– Верно. В определенном смысле совершенно верно.
– И чтобы этот городишко превратился в то, что он есть, нужно с полсотни лет, никак не меньше. Его никогда не реставрировали!
– Опять верно. В определенном смысле.
– В каком же?
Макнотон несколько раз кивнул Рюбу и самому себе, потом сказал:
– Видите ли, майор, месяц назад или чуть раньше я отправился автобусом в Монтпилиер, столицу штата. Зашел в библиотеку, и там мне разыскали здешнюю газетенку «Уинфилд мессенджер». У них она за все годы, с 1851-го до 1950-го, - самую капельку не хватило до векового юбилея. Я взял подшивку с 1920-го по 1926-й год и, признаться, кое-что спер оттуда, вырезал на память. И постоянно держу эти вырезки при себе. Потому что они - единственное, что у меня осталось...