Между черным и белым
Шрифт:
– Еще раз спрашиваю!..
– Из Новокурска мы. – Браток в ужасе смотрел на него. – Чаек моя кликуха. Может, слышал?
– Я должен был слышать?
– Ну, может быть. – Чаек отвел в сторону глаза.
– Знаешь, кто Горлача завалил, да?
– Ну…
Пухнарь снова приставил пистолет к его ноге и услышал:
– Да, знаю.
– Откуда?
– Маринка напела.
– Где она?
– Дома.
– Хорошая телочка.
Пухнарю ноги свело. Так вдруг захотелось ему оказаться с Мариночкой в одной баньке, сначала напариться, а потом уже и все остальное. Для этого нужно было ехать в Новокурск. А почему нет? Стволы у них есть.
– Значит, мы Горлача грохнули. Кто там теперь за него?
– Жук стал.
– Где он?
– Ты его сейчас завалил.
– Кого еще завалить надо? Сколько вас в кодле?
– Есть пацаны.
– Кто, где? Ты ведь жить хочешь?
– Да, хочу. Я много чего знаю, – пролепетал Чаек.
– Всех сдашь.
– Не сдам. Расскажу!
– А что за Вереса можешь сказать?
– За Вересова?.. Он Шумакова с места сдвинул.
– А его самого кто сдвинет?
– Жук собирался. Сначала с тобой, сказал, надо разобраться, а потом уже с ним.
– А то мы за него вдруг подпишемся, да?
– Ну да.
– Слыхал, братан! – Пухнарь подмигнул Туку. – Мы для Вереса крыша.
– А то!
– Так ему и скажем. Но сначала с недобитками нужно решить. В Новокурск двинем.
– Когда?
– Да прямо сейчас. – Пухнарь любовно провел пальцами по кожуху своего «ТТ».
Время еще не позднее. К темноте они могут быть уже на месте, за ночь решат проблему с недобитками, зачистят поле для своей игры. Потом он возьмется за Мариночку. Может, этим утром ее и обиходит.
Глава 4
Мартеновские печи безнадежно устарели. Селиванов рассказывал, почему их нужно закрывать и взамен ставить дуговые печи, но Василиса слушала его невнимательно. В ней самой пылала печь, в груди огонь, в трубах дым. Всему виной был сам Селиванов.
Леонид Геннадьевич не заигрывал, даже не прикасался к ней, но именно эта его безучастность и вызывала томление в ее душе. Приятный, можно даже сказать, сексуальный голос усиливал волнение Василисы. Он сидел так близко!..
– Затраты на производство в мартенах и дуговых печах примерно сопоставимы, но эффективность последних выше. Там применяется намного более совершенный способ разливки стали. Василиса Константиновна, вы меня слушаете? – мягко спросил Селиванов.
– Да, конечно, – медленно проговорила она, затуманенно глядя на него. – Разливка стали производится намного более совершенным методом.
– Он выгоден и в плане загрязнения окружающей среды, – проговорил Селиванов, взял паузу, внимательно глянул на нее.
– Да, наверное, – сказала она, все так же находясь под впечатлением.
Чугун, сталь – все это хорошо, но ей хотелось чего-нибудь совсем уж романтического, глубокого, но не менее горячего. Она точно знала, что Селиванов мог бы ей это дать.
– Вам не интересно, – сказал он и нежно улыбнулся.
– Мне все интересно. – Василиса охмелела от волнующего предчувствия.
– Может, я смогу оживить наш разговор?
Селиванов не шевелился, но девушке вдруг стало казаться, что его лицо приближается к ней. Василису это почему-то не пугало.
Когда их губы вдруг соприкоснулись, она ощутила сильный толчок снизу. В ней тут же возникло чувство полета, которое забросило ее на самую вершину рельсовой дороги, висящей над землей. Его рука легла на ее талию, пальцы мягко прижались к ребрам, медленно поползли вверх. Василиса ощутила себя в шаткой вагонетке, которая вот-вот должна была сорваться.
Вместе с вагонеткой под откос унесется ее жизнь. Даже если Матвей ничего не узнает, то она не сможет спокойно жить с тяжким грехом на душе. Да и как можно лечь под чужого мужчину?
Василиса оттолкнула Селиванова, вырвалась из его объятий, глянула на него гневно, но с учетом смягчающих обстоятельств. В конце концов, она сама захмелела от его присутствия, а он всего лишь воспользовался этим. Вернее сказать, попытался это сделать.
– Извините! – В его голосе звучала привычная интеллигентная мягкость, но при этом он смотрел Василисе в глаза.
В его взгляде не было раскаяния. Он ничуть не сомневался в правильности своего решения, и эта внутренняя твердость снова подействовала на Василису как магнит. Она с немалым трудом смогла отшагнуть от Селиванова, от греха подальше. Он как раз собирался повторить пройденное. В этот раз Василиса могла и не устоять.
– Больше так не делайте, – сказала она и подняла руку, чтобы поправить сбившуюся прическу.
В этот момент кто-то попытался открыть дверь в кабинет, которая почему-то оказалась запертой. А ведь это мог быть Матвей.
Василиса встрепенулась, бросилась к двери, зачем-то застегивая верхнюю пуговицу на блузке. Она спешила, пуговица соскальзывала с пальцев, не лезла в петельку, зато с дверью заминки не вышло.
За порогом действительно стоял Матвей. Могучий, суровый и мрачный. Ирония не освещала его изнутри. В глазах стоял самый простой вопрос. Почему дверь на замке?
Вслух он ничего не сказал. Василиса посторонилась. Матвей неторопливо переступил порог.
– А мы тут переход с мартенов на электрические дуги обсуждаем, – пролепетала она, остро ощущая свою беспомощность.
Матвей остановился посреди кабинета, вперил взгляд в Селиванова.
Конец ознакомительного фрагмента.