Между черным и белым
Шрифт:
– Ты ведь жаловался.
– Я не жаловался!
– Но проблему обозначил.
– И поперед батьки в пекло?
– А кто батька? – осведомился Горлач.
– Тебе это так важно?
– Да, важно.
– Поэтому ты и проблему мою решил. В зависимость меня поставил, да?
Горлач ухмыльнулся и плотно сжал губы. На самом деле он усилил эту зависимость и собирался потребовать еще больше на свой бандитский общак.
– Ты ведь сказал, что проблема решается, – заявил Шумаков.
– Она еще не решилась. Но пацаны уже в работе.
– Надо было мне сказать.
– Считай, что это подарок.
– Подарок? В нагрузку?.. – спросил Шумаков и едко усмехнулся.
Ему вовсе не хотелось отстегивать Горлачу лишние деньги.
– Что тебе не нравится? – осведомился тот и пристально посмотрел ему в глаза.
– Все не нравится!
– И я не нравлюсь?
– И ты не нравишься!
– Куда ты без меня?
Шумаков задумался. Когда-то они с Горлачом были по-настоящему одной командой. В свое время бандиты очень помогли ему прибрать к рукам комбинат, но с тех пор они паразитировали на его трудовых мозолях. От них не было никакой пользы.
Давно уже пора было избавляться от Горлача и его банды. Но как это сделать? В РУОП обратиться? Но Горлач слишком много знает. Можно со стороны людей нанять, которые зачистят и его, и всю банду. Был у Шумакова один человек в Москве, к нему он и думал обратиться, чтобы решить с Улеевой.
– Чего молчишь? – жестко спросил Горлач.
– Нет, ничего. Нормально все.
– А может, мне отбой дать? – спросил Горлач с коварной усмешкой в уголках губ. – Если не поздно, разумеется.
Шумаков задумался. Не вопрос, Василиса Улеева – кость в горле. Причем крупная, которую не мешало бы раздробить. Если она вдруг умрет, то ее пакет акций всякие люди, заинтересованные в этом, начнут рвать на части. Со временем эти лакомые куски можно будет скупить. Совсем не обязательно давать отбой. А с бандитами он потом разберется.
– Баба она красивая, – продолжал Горлач. – Незамужняя. Женишься на ней, объединишь капиталы.
Шумаков в раздумье качнул головой. Вариант, конечно, интересный, но пойдет ли за него Василиса? Да и жена у него. Он свою Лизу любил, хотя и гулял от нее.
– А что, нормально будет? Женишься на молодой и красивой, а я, так уж и быть, Лизавету твою подберу.
– Ты Лизавету? – Шумаков постарался взять себя в руки.
Ситуация, мягко говоря, не очень. Горлач намеренно шел на обострение, а вокруг лес. База отдыха пустует, милиция сюда сама по себе никогда не заглядывает, а глухой сторож наряд не вызовет, хоть над самым ухом у него стреляй. Может, потому Горлач и пер на рожон. С ним целая свита, три быка, а у Шумакова только водитель, он же телохранитель.
– Мне нравится, – с усмешкой сказал Горлач.
– Лизавета нравится?
– Мы с ней даже попробовали, – выдал Горлач и прижал к своему паху воображаемую голову реально существующей женщины.
– Знаешь, ты еще что-нибудь придумай, а я до ветру. – Шумаков со свистом, сквозь зубы втянул в себя воздух, изображая позыв.
– Марину можешь попробовать. С Лизаветой сравнишь. Мне потом скажешь.
Горлач откровенно издевался над ним, но Шумаков на провокацию не поддавался. Сначала нужно убраться отсюда подальше, а потом уже отвечать на вызов.
Хитро придумал Горлач, ничего не скажешь. Его люди убивают или всего лишь неудачно покушаются на Улееву. Вина падает на Шумакова, но его самого находят мертвым. Все будет подано так, как будто это Вересов отомстил ему. Или его люди – за смерть своего босса. Горлач останется сухим и возьмет под свое крыло Лизу с ее наследством.
Из сауны Шумаков вышел в одной тунике из простыни и торопливо направился к своей машине, которая стояла у гостевого домика. Туда вела дорога, вымощенная камнем, над которой качались на ветру высокие сосны. Их ветки угрожающе скрипели над головой.
Сначала он увидел дом, а затем и человека, который вынырнул из темноты ему навстречу. В одной руке Вагончик держал рацию, в другой – пистолет с глушителем.
– Куда-то спешим, Севастьян Егорович? – спросил бык.
– Да, в туалет, – немеющим голосом проговорил Шумаков.
Горлач играл с ним в кошки-мышки, сначала отпустил, позволил ощутить иллюзию свободы, а потом снова поймал. Вагончик сейчас был его лапой. У него имелись острые когти, снабженные глушителем.
– А вы под себя, Севастьян Егорович! Прямо здесь. Убегать никуда не надо будет, – заявил Вагончик.
– Кто сказал, что я убегаю?
– Делать этого не надо, Севастьян Егорович. От себя не убежишь. – Вагончик самодовольно усмехнулся.
Он был премного доволен собственным красноречием, но хорошее настроение не помешало ему поднять правую руку и навести ствол пистолета на жертву.
Шумаков в ужасе зажмурился, невольно затаил дыхание. В наступившей тишине с глухим звоном щелкнула затворная рама.
Это был выстрел, но боли Шумаков не почувствовал и сознание не потерял. Он открыл глаза и увидел, как падает Вагончик. Пуля попала ему в висок, прострелила голову насквозь. Смерть была мгновенной.
Шумаков повернул голову на звук и увидел знакомое лицо. Матвей Вересов стремительно приближался к нему, в руке пистолет, на губах едкая усмешка.
Вересов опустил руку, в которой держал оружие. Это сбило Шумакова с толку. Он расслабился и пропустил атаку. Матвей ударил его кулаком в горло. От резкой боли в голове у генерального директора замкнуло.
Любить так любить, стрелять так стрелять. Тем более что Матвей стрелял ради любви к Василисе. Один бандит уже валялся на земле, около гостевого дома. В бане тоже должно было что-то происходить. Сейчас там находился Пухнарь со своими орлами. Лишь бы не подвели.
Матвей присел на корточки рядом с Шумаковым, лежащим на земле, шлепнул его пальцами по щеке. Ноль реакции. Он приложил палец к шее и почувствовал, что артерия вроде пульсирует. Живой. Значит, не зря парень шел за ним от самой бани, спасал от бандита, который непонятно зачем собирался его убить.
Шумакова надо было бы связать, но Матвей не стал тратить на это время, со всех ног рванул к бане.
Пухнарь не подвел. Один бандит, нашпигованный пулями, лежал на полу в прихожей, другого Матвей нашел в трапезной. Здоровенный бугай покоился на перевернутом столе. Из простреленного живота на белую скатерть стекала кровь.