Между домом и роддомом
Шрифт:
– Хлеб? – замялась Маринка. – А мы как-то и без хлеба управились. Глянь в пакете, но я вроде последний кусок с колбасой доела.
– Без хлеба не могу, - вздохнула я. – Селедка жирная, желудок не простит. Оставьте на утро кусочек, я в столовке хлебом разживусь и продегустирую.
– Если сумеем остановиться, - с полным ртом прошамкала Дашка.
Но селедки мне они оставили. Целых три куска.
– Вот оно, счастье! – мурлыкнула Маринка, заваливаясь на кровать. – Не хуже, чем после апельсинового торта.
– И у меня настроение
Общая атмосфера спокойствия и умиротворения подействовала и на меня. Я загрузила в читалку очередной фентезийный романчик и даже успела проглотить несколько глав.
– Даш, ты спишь? – прервал идиллию Маринкин встревоженный голос.
– Почти… - сонно выдохнула Дашка.
– А у тебя живот не болит?
– Нет, - Дашка открыла глаза и положила руки на живот. – Вроде спокойно все. А у тебя болит?
– Не то, чтобы прям болит, - в голосе Маринки чувствовалось напряжение. – Но крутит, неприятно так.
– Селедки без хлеба переела, - сочувственно прокомментировала я. – Расстройство желудка.
Маринка сползла с кровати и скрылась за дверью санузла.
– Теперь и мне нехорошо, - испуганно сообщила Дашка. И вдруг резко подскочила с кровати – по ногам у нее текло: - Что за фигня! Я вроде в туалет не хотела!
– Сбылась твоя мечта, Дашет - улыбнулась я. – Это воды отошли. Рожаешь.
Из санузла выглянула Маринка:
– Все нормально у меня с желудком. Это схватки начались – рожаю.
И, заметив Дашку с зажатым между ног полотенцем, растерялась:
– Что, и ты тоже?
– И я, - выдохнула Дашка.
Медсестра Лиля сидела на посту и, поглядывая одним глазом в какой-то сопливый сериал, вязала кружевной чепчик.
– Что, обе сразу? – ахнула она, выслушав меня.
– Наелись селедки без хлеба и начали рожать! – пояснила я.
– Очень может быть, - согласилась Лиля. – Есть такой народный рецепт вызова родов – выпить касторки. Там же внутри все рядом – начинает кишечник бурлить, а за ним и матка сокращаться. Пойду Павла Олеговича предупрежу.
Примерно через полчаса явился усталый Павел Олегович:
– И как же это вас, кумушки, угораздило одновременно рожать?
– Да вот, - вздохнула Дашка. – Вкусно покушали, расслабились, и тут оно и началось.
– Уровень стресса понизился, уровень окситоцина поднялся, - пояснил врач, слушая Дашкин живот. – Меньше бы нервничала, давно бы уже родила. Засекайте схватки, сейчас вам Лиля КТГ запишет. Потом ко мне в смотровой.
– Даш, что ты скажешь насчет его слов? – прошептала Маринка сразу после ухода врача.
– Про окситоцин?
– Да ну эти медицинские термины, - отмахнулась Маринка. – Я в них дуб дубом. Как он нас назвал, помнишь? А ведь правда, мы тут месяц уже лежим, сроднились. Крестной у моей доченьки будешь?
– С удовольствием! –
– Родим, кума! – расцвела Маринка. – Никуда не денемся!
И, конечно же, никуда они не делись. Маринка родила около трех часов ночи. Дашка, как первородка, отстрелялась к одиннадцати утра.
– Девочки, хотите селедки? – утром я принесла в шестую палату волшебный контейнер с тремя кусочками филе.
– С удовольствием! – согласились соседки.
А вот я селедку пробовать так и не стала. Насмотревшись, как после нее сразу у двух человек начались роды, побоялась. Вдруг это какой-то особенный рецепт засола, вызывающий схватки? А мне еще до родов оставалось два месяца.
Волшебная селедка - история с другой стороны
Дашку и Маринку забрали в родзал, и я осталась в палате одна.
Было непривычно, скучно и даже тоскливо, но я утешилась, проглотив пару свежих романчиков.
Утром кумушки прислали совместное фото с малышками – их и после родов положили в одну палату, но уже в физиологии.
Я сложила вещи и ждала выписку.
– Ой, а ты что – одна в палате? – на пороге стояла невысокая полненькая девушка с двумя сумками. Надо понимать – новая соседка. – А можно я кровать у окна займу? А там не дует?
У новенькой были русые волосы до плеч, темно-серые глаза и невероятно белая кожа. Не бледная, как это бывает у натуральных блондинок, а именно молочно-белая, упругая, словно посыпанное мукой сдобное тесто.
– А ты уже на роды приехала? – не дослушав толком ответ, затараторила новенькая. – А какой срок? Мальчик или девочка? А роды какие по счету? А сколько пролежала тут? А как кормят?
Параллельно болтовне она ловко разбирала сумки, раскладывая содержимое в прикроватную тумбочку.
Вдруг она остановилась на полуслове и посмотрела на меня виноватым взглядом:
– Извини, забыла совсем. Меня Валей зовут.
Валюшка-плюшка-болтушка – окрестила я про себя новую знакомую.
В это время в палату вошел Павел Олегович с историей в руках.
– Валентина Орешкина? – прочитал он на истории и поднял глаза на новенькую.
– Я, - робко согласилась Валя. Похоже, от внушительного вида Павла Олеговича ей было немного не по себе.