Между двух войн
Шрифт:
Его голос не повышался, в глазах не загоралось огня. Он не был фанатиком, этот Джоэл Линден.
Скорее подвижником.
– Когда я стану правителем, все изменится. Я введу новые законы. Займусь просвещением. Культурой. Мы посжигаем к троллям древние уродливые здания и построим новые, современные и прекрасные. Так и будет, Майкл – просто не стой у меня на пути.
– Ты забываешь главное – у тебя нет армии.
– У меня она есть. Я вернусь в столицу. Подам доклад в Высокий Совет. Со времен Лернея прошло
– Скорее они научились убивать…
– Это все слова. А дети, которые с пяти лет работают на полях, – это реальность, Майкл. Ты ее не видишь, тебе приятней вести прекраснодушные разговоры. А эти люди чуть не развязали гражданскую войну из одной только мелкой крестьянской жадности.
– И новая война их отучит от этого?
– Ты все переворачиваешь с ног на голову. Но это не важно. В столице много бывших офицеров, которые думают так же, как я. Если нас не поддержит Высокий Совет – мы соберем деньги и наймем армию. Люди, которые живут здесь, достойны лучшего.
Я повертел в руках свой наградной пистолет.
– Знаешь, Джоэл, ты прав, – произнес я. – Многие в столице тебя поддержат. Поэтому я не могу выпустить тебя.
Линден посмотрел на меня, потом на клинок, который держал в руках. Взмахнул им – не угрожая, а просто для того, чтобы послушать свист.
– Это лишено смысла, – сказал он. – Эльф не может убить эльфа. Разве ты не помнишь, за что мы сражались?
– Не понял.
– Никто не погибнет, все вернутся домой. Никто не верил, что это возможно, – ведь шла война. Но мы смогли, мы не потеряли ни одного солдата. Неужели ты сейчас…
– Джоэл… – прошептал я. – Бедный, несчастный Джоэл.
Он вскинул голову, в его глазах впервые появилось живое человеческое выражение, а не отрешенность подвижника.
– О чем ты говоришь, Майкл? – спросил он.
– А мне казалось, что Эдди немного странный… Да он полностью нормален по сравнению с тобой.
Я не мог больше стоять. Рядом со мной стоял стул, обитый потертой кожей, и я опустился на него.
– Думаешь, почему мою команду выбрали, чтобы маршировать через всю столицу? И почему после этого я не смею показать туда носа? Мой отряд был один из немногих, который вернулся весь. Другим повезло меньше.
– Что ты такое несешь, Майкл? Или ты тоже свихнулся, как твой друг Фокусник?
В голосе Джоэла появилась резкость, которой не было в нем, даже когда комендант отдавал приказы солдатам.
– Тысячи, тысячи эльфов погибли во время Лерней-ской кампании. Они дохли, как мухи, в этих проклятых топях. Шла война, Джоэл, как могло быть иначе?
– Ты сошел с ума, – сказал Линден. – Ты болен. Болота ли так на тебя подействовали или твое одиночество, к которому сам ты себя приговорил в Пустыне, – не знаю. Откуда ты взял всю эту ерунду?
– Я хоронил их, Джоэл. Собственными руками я зарывал их в землю. Я даже не знал их имен…
– Хватит повторять вздор! Я тоже был там. Через меня проходили все документы.
– Документы? – спросил я. – Значит, ты видел документы…
– Мне жаль тебя. Ты был хорошим офицером. А теперь прочь с дороги, мне нужно в столицу.
– Совсем недавно, – сказал я, – я слышал слова про заговор. Так оно бывает – все все знают, но делают вид, будто ничего не произошло.
Линден покачал головой.
– Тебе нужна помощь, Майкл, – сказал он. – Здесь, сейчас ты предаешь самое ценное, что было у нас во время войны. Нашу веру. Нашу надежду. Но я вернусь. Я и другие. И мы поможем тебе.
Я поднял пистолет.
– Я бы хотел дать тебе шанс, Джоэл, – произнес я, – но не знаю как.
– Ты безумен. Это же просто игрушка. Спущенный курок щелкнул.
Линден прислонился к стене. Из его правого глаза вытекала струя крови.
– Ты не мог сделать это, – прошептал он.
– Мог. Это арбалет.
Я повертел оружие в руках:
– Маленький, но с мощной пружиной. Встроен в пистолетный корпус.
– Ты не мог сделать это, – повторил Линден. – Ты не мог убить эльфа.
Он произнес еще что-то, но его слышали только боги, перед которыми он предстал.
Я встал перед ним на колени и закрыл ему глаза.
– Тысячи эльфов погибли во время Лернейской кампании, – пробормотал я. – И один – два года спустя.
29
Я поднял глаза.
Только сейчас я понял, что никогда не слышал, как поют птицы Золотого леса.
Раньше их пение было не для меня.
– Мы будем скучать по вам, – сказал шериф Уотертаун.
На его голове красовалась высокая шапка Председателя собрания лендлордов.
– Я тоже, – ответил я.
Он говорил искренне; я лгал.
Люди собрались на площади, чтобы проводить нас. Были здесь и сворки, и коронеты, пришли даже трое гоблинов, в нарядных беретах, с алыми бархатными бабочками.
Мне почему-то казалось – они пришли удостовериться, действительно ли мы покинули их город.
Впрочем, я был несправедлив к ним. Я знал, что оставляю здесь друзей. Как бы мне хотелось вот так же оставить здесь и воспоминания – о том, что не должно было произойти ни с кем, но произошло.
Немного в стороне стоял с опущенными глазами Тафар Дуэрбо. На его правой руке темнела черная повязка.
Теперь, когда трагедия отошла в прошлое и занавес пал, скрывая мертвых от взоров живых, отец, лишившийся двоих сыновей, мог носить траур.
– Вот что, мы тут решили внести кое-какие изменения, – говорит Уотертаун.