Между нами горы
Шрифт:
Глядя на заснеженный пейзаж и видя, как передо мной громоздится невозможное, я вспоминаю.
Я вижу то, что есть. Ты видишь то, что может быть.
Мне надо внутрь. Холодает. Не хватает тебя.
Дважды за ночь я обкладывал ногу Эшли снегом. Она не просыпалась, только громко стонала и разговаривала во сне. Я уже несколько часов бодрствовал, когда она проснулась
– Как самочувствие?
– Как после аварии с участием грузовика, – хрипло ответила и повернулась на бок. На несколько минут ее скрутили рвотные спазмы. Ее рвало желчью – больше в желудке ничего не было. Наконец она легла, пытаясь отдышаться. Было видно, как ей больно.
Я вытер ей рот и дал попить, придерживая за нее кружку.
– Вы должны принять адвил. Только сомневаюсь, что ваш желудок этому обрадуется.
Она кивнула, не разжимая век. Я подбросил в костер хвороста и включил горелку. От запаха кофе она открыла глаза. Она была измучена, энергия иссякла.
– Давно вы не спите?
– Часа два. Я пытался оглядеться. Как мне ни нравится наша пещера, надо отсюда выбираться. Здесь нас никто не найдет. Сигнальный огонь и то не разжечь.
Она увидела причудливые предметы слева от меня и спросила:
– Ваша работа?
Я снял с задней стороны кресел обивку, вынул пружины, при помощи инструмента Гровера раскрутил проволоку и разогнул станины. В результате получилось нечто, отдаленно напоминавшее снегоступы. В длину они были больше, чем в ширину, передняя часть оказалась шире задней. Я обтянул рамы проволокой из кресел и закрепил ее леской. Получилось довольно прочно. Я приподнял свои изделия.
– Это снегоступы.
– Как скажете.
– По утрам, проводя плановые операции, и по вечерам, встречая «Скорую» или вертолет, я регулярно решаю задачи гораздо сложнее этой.
– Хвастаетесь?
– Нет, просто объясняю, что моя работа – хорошая подготовка к необычному и неожиданному.
Я дал ей один снегоступ, она покрутила его в руках и отдала мне.
– Мне больно даже думать о том, чтобы пошевелиться, но я готова попытаться. Будет полезно сменить обстановку.
Я налил ей кофе.
– Только осторожно. В нашем распоряжении еще два дня.
– Вы же никого не ждете? Серьезно?
– Нет, никого.
Она кивнула и задышала полной грудью.
– Я покину вас на пару часов. Проведу рекогносцировку.
Я достал ракетницу из пластмассовой коробки, где Гровер держал свои принадлежности для рыбалки, зарядил ее и отдал Эшли.
– Если я вам понадоблюсь, взведите затвор и нажмите на курок. Только следите, куда стреляете, иначе можно спалить себя и всю нашу берлогу. В крыле еще осталось горючее. Меня не будет почти весь день. Если я не вернусь к ночи, не беспокойтесь. Я возьму с собой спальный мешок, запасное одеяло, еще кое-что. Со мной ничего не случится. Здесь все зависит от метеоусловий. Они быстро
– Вы все это умеете?
– Кое-что умею. Чего не умею, тому научусь.
Я забрал лук Гровера из колчана в хвосте самолета, оттуда же взял один спиннинг, куртку и катушку.
– Вы умеете ловить рыбу на муху?
– Был однажды опыт…
– Ну и как?
– В смысле поймал ли я чего-нибудь? Ничего не поймал.
– Я боялась, что вы это скажете. – Она посмотрела на лук. – А эта штуковина?
– Из такой штуковины я стрелял.
– И даже попадали?
– Случалось.
– Думаете натягивать тетиву со сломанными ребрами?
– Не знаю, еще не пробовал.
– Перед уходом помогите мне кое с чем.
Речь шла о малой нужде. Потом я растопил для нее воды и укрыл ее.
– Дайте-как мне мой кейс. – Она достала сотовый телефон. – Так, шутки ради… – Она включила телефон, но холод успел его убить. Я пожал плечами.
– Попробуйте разложить пасьянс. Можете воспользоваться моим компьютером, хотя я удивлюсь, если он включится. А если включится, то проработает недолго.
– А книги у вас есть?
– Я не такой уж книгочей. Придется вам остаться наедине с вашим мыслями – и с собачкой. – Я почесал нашего песика за ухом. Он уже привык к нам и перестал лизать в губы Гровера. – Вы не вспомнили его кличку?
– Нет, – жалобно ответила она.
– И я. Предлагаю окрестить его Наполеоном.
– Почему?
– А вы к нему приглядитесь! Он – воплощение наполеоновского комплекса у животных, если такое только бывает! У него вид сердитого бульмастифа, которого запихнули в тело размером с буханку хлеба. С него хоть плакат рисуй: «Это не размер собаки в бою, а размер боя в собаке».
– Что бы сделать для него, чтобы он не отморозил лапки?
Я посмотрел на выпотрошенное кресло со сломанными шарнирами, открыл универсальный инструмент и снял четыре фута виниловой обивки. В спинке кресла обнаружился слой губки толщиной в полдюйма. Я сделал из губки подушечки с прорезями и привязал их к лапам Наполеона при помощи лески. Он смотрел на меня как на сумасшедшего. Но когда дело было сделано, он понюхал свою «обувь», встал, прошелся по снегу, потом прижался ко мне и лизнул меня в лицо.
– Пожалуйста. Я тоже тебя люблю.
– Кажется, у вас появился друг, – с улыбкой произнесла Эшли.
– GPS! – Я протянул руку.
Она достала прибор из-под своего спального мешка, и я спрятал его во внутренний карман рюкзака. В довершение подготовки я расстегнул кармашек на рюкзаке, достал компас и повесил его себе на шею. Его мне подарила Рейчел несколько лет назад.
Увидев его, Эшли спросила:
– Что это?
Я положил компас на ладонь. Он был потертый, местами зеленая краска облупилась, обнажив алюминиевый корпус.