Между небом и тобой
Шрифт:
Между тем для нас все складывалось весьма удачно. Баня постепенно затягивалась густым непроницаемым паром, в котором огромными бледными китами плавали женские тела. Сонная девица еле заметно кивнула Пилар и продолжала курить, Пилар же резво пробежалась вдоль стоков, дергая по очереди все сливные решетки. Самая крайняя поддалась, и Пилар с торжествующим возгласом откинула ее, а потом махнула мне рукой. Я неловко поднялась на ноги, и Ингрид, сопя от волнения и сочувствия, хлопнула меня по плечу, отчего я едва не улетела обратно в лужу, а Ли Чун сдержанно улыбнулась.
— Будь осторожна. Удачи.
— Спасибо. Спасибо
Ли Чун быстро приложила свою узкую ладошку к моим губам.
— Никогда не клянись будущим! Оно скрыто от нас. Твоя судьба уже написана в Небесной Книге, и потому нет смысла бояться того, что случится, но и распоряжаться им ты не в силах. Иди, и берегись Пилар.
Я кинулась к открытому водостоку; мимолетно ужаснувшись тому, какой он узкий; торопливо села на край, запретив себе думать о грязи и венерических заболеваниях, проплывающих мимо меня, и протиснулась вниз. Решетка почти мгновенно лязгнула над моей головой, и я в панике шагнула в сторону от слива, пытаясь сориентироваться и найти Пилар.
К счастью, я была ей все еще нужна, этой маленькой смуглой змее, и потому она ухватила меня за плечо и потащила за собой. Я бежала, то и дело оступаясь на склизком полу, и вокруг меня низвергались вонючие водопады мыльной воды. Мой кошмарный сон продолжался, и никакой надежды на его скорое завершение не предвиделось.
Вспоминая сейчас события того дня, я думаю, что у меня был шок. Именно поэтому я не умерла на месте от омерзения, не сломала ногу на бегу и не утонула в сточных водах. Просто мой рассудок — а именно рассудок мешает нам жить нормально, я в этом убеждена! — на некоторое время отключился, не в силах переварить такое количество событий, и в дело вступили голые, простите за каламбур, инстинкты.
Тело мое хотело жить, легкие мои мечтали о чистом воздухе, желудок требовал нормальной пищи — и потому ноги работали безукоризненно. Они несли меня к свободе.
Справедливости ради надо признать и заслуги Пилар. В ее тщедушном теле жил неукротимый дух, и маленькая бандитка тащила меня за собой, подгоняла то криком, то тычками, подсаживала на какие-то выступы, вытягивала из ям, в которые я проваливалась…
Пресловутую вентиляцию я даже не заметила — так разбушевался у меня в крови адреналин. Буквально одной левой держала я ржавую железяку, которой мы застопорили на время огромные лопасти, пока Пилар пролезала на другую сторону. Так же бестрепетно — и потому точно — я ухитрилась перебросить эту самую железяку Пилар, и теперь уже она держала лопасти с той стороны, а я ползла между ними, правда, значительно менее грациозно… Едва я оказалась рядом с боевой подругой, железяка со звоном лопнула, и лопасти со скрежетом смяли оставшуюся между ними половину. Мое бурное воображение мгновенно нарисовало картину того, во что могли бы превратиться мои ноги, лопни проклятая хреновина на пару секунд раньше, — и меня немедленно затрясло.
Пилар это заметила, и потому я мгновенно получила пару звонких оплеух. Больно, да. Но в чувство приводит изумительно.
Пилар при этом даже не злилась. Удивительно, но избыточная латинская вспыльчивость сочеталась в этой девице с абсолютно скандинавской выдержанностью. В нужные минуты — а я имела с Пилар дело исключительно в такие минуты — она превращалась в холодную расчетливую машину и действовала с беспощадной точностью беспилотного бомбардировщика.
Мне так и не суждено было узнать, кем была эта девушка, совершила ли она на самом деле убийство и как удалось ей устроить побег. По-английски Пилар говорила хорошо и правильно, в ее внешности не было ничего вульгарного или особо порочного, да и лет ей было мало, не больше двадцати пяти, как я думаю. Странный и опасный цветок, неистово мечтавший о свободе…
Решетки с противовесом придумал явный извращенец. Представьте: решетка в самом конце короткого, но все же туннеля, метра в три длиной, да еще и вертикального. Открыть ее можно с помощью рычага, который находится у подножия лестницы. Потом вы поднимаетесь по этой самой лестнице к решетке — и она захлопывается у вас перед самым носом, но не потому, что вы поднимаетесь недостаточно быстро, — Пилар, например, карабкалась, как обезьянка, — а потому, что в одну из ступеней встроен противовесный рычаг. Как это работает, совершенно понятно. Вот объясните только — зачем?!
Короче говоря, я осталась внизу и держала рычаг, а Пилар полезла наверх. Оказавшись за решеткой, она честно попыталась удержать ее в открытом состоянии, но пружина была слишком тугой. Под решетку следовало подложить что-то, но вокруг не было абсолютно ничего хоть сколько-нибудь твердого.
Военный совет по обе стороны решетки длился минуту, не больше. Пилар пожертвовала свою юбку, я — юбку и жакет. Возможно, кто-то сочтет это эротичным — если этому кому-то по душе грязные до умопомрачения девки со свалявшимися волосами и расцарапанными физиономиями.
На Пилар остались трусики и черный топ, на мне — трусики и лифчик. Между прочим, вполне симпатичные, практичного лилового цвета и с минимумом кружев. Я вам передать не могу, до чего по-идиотски я выглядела в этом виде…
Из нашей верхней одежды мы скрутили тугой валик, Пилар дождалась, когда я открою решетку, и подсунула валик к самым петлям. В результате мой путь к свободе представлял собой щель шириной сантиметров в тридцать — если измерение на глаз производит косоглазый оптимист.
Я скорчилась под щелью, чувствуя, как меня охватывает отчаяние. Нет, я вовсе не толстая, но и миниатюрной куколкой меня не назовешь, и все эти книжные байки насчет того, что если пролезла голова, то пролезет и остальное…
… оказались чистой правдой. В книгах, разумеется, не упоминается, что при этом вы сдираете с себя всю кожу по ходу движения и что для достижения лучшего эффекта вас подбадривают такими словами, от которых зальются краской смущения даже докеры в порту! Как бы то ни было, окровавленная и дрожащая, в порванном лиловом бельишке, я без сил повалилась на бетонный пол рядом с Пилар и только тут поняла, что вокруг нас сухо.
Мы посидели на холодном цементе, приходя в себя, а потом Пилар сказала:
— Вон там свет. Там выход, Джесс. Мы все-таки выбрались…
В туннеле вокруг нас уже давно была практически полная темнота, я об этом не упоминаю только потому, что мне неприятно об этом вспоминать — темноты я побаиваюсь с детства. Тусклый свет пробивался к нам из вентиляционных отверстий, давая возможность хоть как-то ориентироваться, однако здесь, наверху, было значительно светлее. Я прикинула: на улице должны быть густые сумерки, ведь сейчас не меньше десяти часов вечера. Тогда откуда свет?