Между ним и тобой
Шрифт:
Его рука сжала мою с такой силой, что у нас побелели костяшки. Я молчала.
— Шлемы оказались бракованными. Они неправильно сидели на голове, поэтому он был не защищен. Он получил повреждение мозга и навсегда изменился.
— Он пытался покончить с собой из-за этого?
Кейден кивнул.
— У каждого третьего человека с травмами мозга появляется склонность к суициду. Понимаешь, что это значит?
— Они думают о том, чтобы убить себя?
— Да. Один из трех. Я не знаю, какова статистика среди тех, кто на самом деле предпринимает
Я накрыла наши пальцы свободной рукой.
— Это была его третья попытка. Попытка… Как будто он шел на золотую медаль или типа того. Такая терминология. А знаешь, как говорят про тех, кто убил себя?
Я не ответила. Ему нужно было выговориться.
— Говорят, что их попытка получилась успешной. Один из врачей вывалил на нас все эти термины и все трещал об успешных и неудачных попытках. Словно за это следует награждать. «Отличная работа, ты убил себя! Что? Твоя попытка была неудачной? Как плохо. Ну, может, повезет в следующий раз». — Он остановился и прерывисто вздохнул. — Я хотел вырвать тому врачу глотку. Успешной… Как будто эта ублюдская статистика после первой попытки Колтона должна была нас утешить.
Мое сердце стучало так сильно, словно рвалось из грудной клетки к нему. Я хотела забрать себе его боль. Но не могла.
— Кейден, мне очень жаль.
Он снова судорожно вздохнул.
— Ага. Все, давай больше не будем. Всегда психую, когда говорю об этом.
И его можно было понять.
Мне было тяжело. Тяжело слушать эту историю — такую грустную, мучительную и без надежды на счастливый конец.
— Кейден, мне очень жаль.
Это все, что я могла сказать.
— Да. — Он помолчал. — Просто больно, и все.
Мы лежали в тишине.
Держались за руки.
Быть может, сначала двинулась я. А может, он. Не знаю, кто начал первым, но это было неважно, потому что мы уже целовались. Его рот прильнул к моему. Я оказалась под ним. Но жаждала большего. Хотела быть с ним целиком. Он проник ко мне под футболку и стянул ее, оставляя на коже обжигающие следы. Его руки оказались у меня на груди. А следом и рот. Он целовал меня, лизал, пробовал вкус. Любил меня.
Я обвила его бедра ногами и притянула как можно ближе к себе.
И почувствовала его.
Он втирался в меня, и боже, как же я хотела его. Всего его. Я умирала.
Все было не так, как во время нашего первого поцелуя.
Я ощущала не внезапную яркую страсть, как в тот раз, а нечто большее. Намного большее. Мы нуждались друг в друге.
Стремились найти утешение. Или способ привнести в хреновую ситуацию хоть что-то хорошее. Или нас потянуло друг к другу, потому что Кейден страдал, его боль передавалась и мне, и вместе мы могли облегчить ее.
А может потому, что я любила его.
Чем бы оно ни являлось, мой мозг отключился, едва Кейден сказал, что ему больно.
Мое сердце ускорилось, когда я провела руками по его груди. Он был
— Кейден, — прошептала я. Обняла его, провела ладонями по плечам, а затем по спине.
Его рука спустилась к моим джинсам, и он замер в ожидании разрешения.
Я кивнула.
— Ты уверена?
— Боже, да. — Я дернула его джинсы вниз, пока он стягивал мои и бросал на пол.
Через несколько часов нам предстояло встать, закончить сборы и отправиться в поездку с кучей ненужных людей, которые будут только мешать. Я хотела быть только с Кейденом. Когда он потянулся за презервативом, я поняла, что именно этого хотела на выходных.
Его.
Затем он оказался внутри меня, и я закрыла глаза. Боль в сердце наконец-то утихла. Он снова поцеловал меня, а я задвигала бедрами, подстраиваясь под его ритм. Я двигалась вместе с ним, смакуя ощущение его тела, потому что не знала, когда это случится в следующий раз. И случится ли. Но ничего.
До утра он был моим.
Глава 29
— Ты выглядишь как-то иначе.
Я стояла, прислонившись к «лендроверу» Кейдена, и ждала, когда все разложат по машинам багаж. Я согласилась ехать с Кейденом и только с ним, но Эйвери отважилась подождать вместе со мной.
Меня не тянуло на разговор. Эмоциональное потрясение из-за вчерашних событий оставило меня совершенно без сил. Я была не способна ни думать, ни тем более формулировать предложения, и беспокоилась, что Эйвери захочет поговорить о Клаудии. Хвала небесам, этого не случилось. Она сказала только, что Клаудия больше не приходит. За что небесам стоило вознести вторую хвалу. Чем меньше драмы, тем лучше.
— Просто устала, — сказала я ей. — И все.
— Уверена? — Она села на бордюр и, запрокинув лицо, уставилась на меня. Будто что-то подозревая.
Я пожала плечами, удержав на лице нейтральное выражение. Я не могла проболтаться. Нельзя было допустить даже капельку пота на лбу.
— Да. Я поздно легла — собиралась.
— Ты же не пошла на обед, чтобы закончить сборы.
Я забыла, что придумала эту отговорку.
— Ну да. Я имела в виду, что большую часть собрала ночью и поэтому поздно легла.
— Насколько поздно?
— Не помню.
— Я тоже поздно легла.
Да что ж такое-то. С каких пор Эйвери превратилась в частного сыщика?
— Не знаю. Поздно. Часа в четыре утра. — Нужно было держаться поближе к правде. Я уяснила это, когда смотрела «Веронику Марс». — А ты?
— Не настолько поздно.
Наконец-то. Она сказала это как-то рассеянно, и я, решив закрепить успех, склонила голову набок.
— А может и позже. — Теперь надо было сказать другую правду, чтобы отвлечь ее окончательно. — Возможно, я слегка нервничаю перед встречей с Клариссой.