Между ударами сердца
Шрифт:
– Ну, ты, парень, даешь, – зарделась хозяйка съемной квартиры.
– Удачи вам и счастья, дорогая Владиславовна… Я таких женщин до глубины души уважаю, – Кузьма улыбнулся пьяными глазами. – А я вот иду к своему другу, мне надо ему кое-что важное сказать.
– Ты лучше иди спать. Едва на ногах стоишь, – засмеялась Владиславовна.
– Спасибо… Все пучком, все пучком. – Кузьма, шатаясь, пошел наверх.
Владиславовна покачала головой. Она укрыла свое зарумянившееся лицо белыми цветами, вдохнула их едва уловимый аромат свежести и, испытывая удовольствие, прикрыла дверь.
Кузьма долго пытался попасть указательным пальцем в дверной звонок, но у него это, казалось бы, простое действие никак не получалось. Услышав за дверью странный шум, Юрий тихо подошел, но, увидев в глазок, что это его приятель Поярков, открыл.
– О, Юрец, Юречище! Я все узнал, – Кузьма ввалился в прихожую.
– Да, хорош, ничего не скажешь, – оценивающе посмотрел на Кузьму Покровский. – Мне необходимо было тебе кое-что объяснить. Вообще мне нужна твоя помощь, а ты полный аут, просто в стельку.
– Ну, извини, братан, я же не мог пойти к корешу с пустыми руками.
– К какому еще корешу? Что тебе от него надо было?
– О… Этот кореш, не просто мой кореш, а кореш здешнего смотрящего, понимаешь, братуха? – начал заплетающимся языком растолковывать Поярков.
– Кореш смотрящего?
– Смотрящего… А смотрящий – это…
– Да знаю я, кто такой смотрящий… Только чего-то он плохо смотрит, если здесь всем кавказцы заправляют.
Кузьма в упор посмотрел Юре в лицо, словно старался навести резкость.
– Ты, блин, на смотрящего не наезжай, а то я не посмотрю, что ты мне братуха. Это суперчел! И кореш мой тоже суперчел. Ты ничего в сегодняшних рамсах не шаришь. А они нам подсобят.
– Ладно, иди-ка ты лучше спать, – Юрий махнул рукой – он понял, что разговаривать с пьяным без толку, а тем более что-нибудь объяснять.
– А чего сразу спать? Я обратился к уважаемым людям, все узнал про биатлониста, – обиженно сказал Поярков. – Ты знаешь, его погоняло Биатлонист, или Биотлонистый. На зоне его уважали, хотя он и молчуном был, держался особняком. Только стены грыз – на волю рвался… Значит, прихожу я к Камазу с бутылкой и тортом, как полагается… Это он на «КамАЗе» до зоны рулил, понимаешь… Ну, спрашиваю, мол, так и так. Можешь узнать об Ильюхе, здоровяке таком, вроде бы он биатлоном занимался. Недавно откинулся. Ну, Камаз маляву пустил смотрящему.
– Какую маляву? – Покровскому не очень хотелось выслушивать весь этот пьяный бред. – Маляву из тюрьмы на волю посылают, не знаешь, что ли?
– Ты ничего не знаешь… Пустил, короче, по имэйлу, – растягивая букву «м», проговорил Кузьма. – Его дочка, кореша моего, смотрящему вопрос мой отправила. Такая душевная девушка. Наверное, я, как и ты в свою Юльку, в эту Снежанку влюблюсь, – заржал Поярков. – Ну ладно, пока мы с Камазом бутылку оприходовали, она над компом чаровала. А он еще свою достал. И Снежанка с нами коньячок глотнула, тортиком заела. Глаза у нее – ну два колодца чистой воды, как пить дать, глубокие. Только я не понял – или черные они, или темно-синие… Встречу еще – внимательнее посмотрю. Ну, сидим, короче, базлаем о своем, а она нам вдруг читает. С компа своего. Илья этот, фамилия…
– Да знаю я его фамилию, – едва сдерживая раздражение, сказал Юрий. Хотя ему было интересно узнать, на самом ли деле чего-то новое разузнал Кузьма или просто чешет пьяным языком.
Поярков сел на тахту, скрючился, стягивая с себя ботинки. Снял только один и заговорил вновь:
– Фамилия его Прудников. У меня во дворе тоже один Прудников был. Этих Прудниковых, короче, хоть пруд пруди, – опять от своей же шутки заржал Кузьма. – А сел он за то… Слушай сюда внимательно… За то, что руки и ноги выкрутил, ребра повырывал, черепушку всю отбил и знаешь кому? Вот, не знаешь. А я знаю! Брату этого нашего Аслана. И при том было за что. В Москве эти дагестанцы и, кажись, тот же Аслан и Гамзат убили его жену и мать. Вроде сперва замутили какой-то обмен с квартирами. Его мама и жена, пока он был где-то в Америках-Европах, повелись на приманку, хотели с доплатой большую квартиру взять. А остались вообще ни с чем. Все документы фуфлыжные оказались. Те начали грозить судом, а потом и вовсе пропали из виду. Просто испарились. Были и нет их. Менты долго искали и нашли – задушенных в лесу за Москвой. Все нити вели к кавказцам. А главный был старший брат Аслана. Это теперь Аслан здесь всем заправляет. А тогда его братец Рахмет – еще тем волчарой был. Биатлонистый побежал к ментам, в суд – мол, двойное убийство и все такое. Но в суде все эти ниточки кто-то умело – чик-чик – пообрезал золотыми ножничками. Свалили все на какого-то бомжару, которого тоже в морге и отыскали, мол, он их ограбил и грохнул. Биатлонистый, конечно же, не поверил в эту туфтень. И первым делом измордовал Рахмета, но сработал не чисто – тот жив остался. А Ильюху повязали. За справедливый суд, то бишь самосуд, потащили его в суд, – цокнул языком Кузьма.
Он снял второй ботинок, затем долго возился со штанами. Затем все-таки освободился и от них.
– На зоне к нему, как к спортсмену, менты подкатывали. Ссучить хотели. Мол, выйдешь раньше, по УДО. Видели начальники, что мужик на волю рвется. Купить его решили. Они же за всеми там глазами сверлят. Вот и ломали – то в шизо хасунут, то свиданки с сестрой лишат. Биатлонистый не поддавался. Свое все сполна оттянул, – Поярков растянулся на мягкой тахте. – А потом Илья, сиделец в почете, откинулся и, глядь, а тот Рахмет тоже откинулся, только на тот свет. Он копыта отбросил, а братец Аслан и все остальные кавказцы всю мокруху на него свалили и теперь вроде чистые – из Москвы сюда сдернули. Но, я так думаю, Биатлонистый их вычислил, он-то знает всю правду. И явно решил в одиночку с ними замутить. Он это каждую ночь в лагере перед сном представлял себе. Этим и жил, – Кузьма зевнул, пару раз моргнул осоловелыми глазами, перевернулся на правый бок, поджав ноги.
– Ладно, отсыпайся, – сказал Юрий. – Вечером поговорим. Мне нужно рассказать тебе, как пользоваться Интернетом. И если будешь опохмеляться, то только ради здоровья и чистоты восприятия окружающего мира.
– Во-во, – протянул Кузьма и явно отключился.
Юрий взял свой рюкзак, сунул в него ноутбук – перспектива сидеть дома и слушать богатырский храп Пояркова ему явно не улыбалась.
30
Прошлой ночью Покровский уже успел по достоинству оценить удобство расположения старых гаражей, собранных из бетонных блоков недалеко от дома, где жила Юля. Четыре высокие березы с роскошной кроной, росшие вдоль гаражей, накрывали участок крыши широкой густой сенью, за ветками с земли непросто было заметить находившегося на крыше боксов человека.
Покровский в своей черной бейсболке и серой ветровке слился с толпой пассажиров, ожидавших автобус, шедший к центру города. Автобусы здесь ходили нерегулярно, несмотря на обозначенный на белой табличке, прикрепленной к бетонному столбу, интервал движения.
Машина – а в основном это были легендарные «ЛиАЗы 677-е» – обреченно открывала двери, и в ее и так забитое людьми брюхо пытались влезть новые жаждающие не идти, а ехать горожане. Водители называли пассажиров китайцами, потому что их было много, а дверей и места в автобусе – мало. Пассажиры, в свою очередь, называли водителей лодырями или дармоедами, мол, на «конечных» они лясы точат, на трассу не выезжают, а люди из-за них толпятся на остановках – изнемогают от жары, а ежели зима – мерзнут от стужи…
– Сколько можно ждать? – сразу же начала возмущаться женщина с торбами, которая с трудом смогла встать на нижнюю подножку передней двери. – В расписании написано, что вы через каждые пятнадцать минут ходите. Что за страна, вот в Германии…
– Две машины передо мной сломались, – и глазом не моргнув, сообщил водитель.
Юра Покровский был верткий и всегда мог в толпе правильно вычислить ее течения, оценить напор и плотность.
«В толпе нельзя быть толпой, – говорил он сам себе, – а надо быть щукой в реке между рыбешками».