Между
Шрифт:
— Разве это не здорово? Такая честь, — начала Марта. — Это значит, что тебе доверяют.
— Сомневаюсь.
— Почему? — вижу, как Михаил заинтересовался мнением своей племянницы. Мне по крайней мере ещё не доводилось видеть такую сторону Алисы, а раз ему тоже любопытно, то и для Михаила это впервые.
— Во-первых, мне даже не дали выбора. Просто сказали: «А, давайте это будет Алиса». После чего хоть бы кто-то кроме меня высказался против. А Максим Артёмович эту идею поддержал моментально. А во-вторых,
— Почему же? — усмехнулся Михаил. Ну если тут действительно замешан ректор, то я уже представляю, что это могло быть.
— На утреннем собрании, он перед всем универом начал меня так расхваливать, словно я манна небесная, — скривилась на этих словах девчушка. — Говорил, какая я «распрекрасная», — это слово она даже жестом в кавычках показала, видимо для того, чтобы усилить эффект. — Если бы об этом никто не знал, быть может, такая участь меня миновала, — она правда думала, что ей удастся отсидеться в сторонке?
— И ты смиренно приняла эту участь? — уже рассмеялся Михаил.
— Да разве ж у меня был выбор? — пожимая плечами, говорит Алиса. А ведь выбор у неё действительно был. Она могла легко отказаться, но всё же взялась за это. Почему? Не умеет отказывать?
После ужина каждый занялся своим делом. Марта убиралась, Михаил снова решал рабочие вопросы, а Алиса… Накинул на неё плед, а то стоит на террасе уже долгое время, а на улице свежо…
— Спасибо, — кутаясь в плед, говорит Алиса. И вот спрашивается, чего тогда стоит и мёрзнет?
Какое-то время мы молча смотрим на город, и тут я понимаю, что мне нестерпимо хочется перед ней извиниться. Такого я за собой не наблюдал уже давно.
— Алиса…
— М?
— Я хотел извиниться за тот случай, когда сорвался на тебя.
— Когда это? — удивлённо уставилась на меня девушка. И я не пойму, она правда не помнит или притворяется. Хотя вряд ли второе.
— В офисе, помнишь? Во время обеда с командой, — ну не может же быть такого, что она не запомнила, не обиделась, по крайней мере не остался неприятный осадок…
— А… — протягивает она. И тут я понимаю, что она вроде помнит, но не придаёт этому значение. И как подтверждение — следующие её слова. — Ерунда, не бери в голову. Я всё понимаю.
— Алиса! — а вот я не понимаю, поэтому готов взбунтоваться.
— Я привыкла, — начинает она, заметив мою реакцию. — Привыкла к этому, так что ничего страшного, — и пожимает плечами, словно это ерунда какая-то. Какое же отношение к себе ты испытывала раньше? И вспоминаю её собственные слова: «… попытка сбежать от собственной жизни, от той жутко удушающей реальности, в которой я жила и в которой было много боли…»
— Это неправильно, — она смотрит на меня, ничего не говорит. Но в её взгляде я вижу искреннее непонимание того, почему мне
— Да, правда всё в порядке, — улыбается и пытается слезть с этой темы, но я не позволю ей этого сделать. Кладу руки на её такие маленькие, тонкие плечи. Господи, какая же она хрупкая. Наклоняюсь, чтобы наш взгляд был на одном уровне, не хочу, чтобы она смотрела на меня снизу вверх. Смотрит на меня так удивлённо, даже ошалевши я бы сказал.
— Ты не должна терпеть неподобающее отношение ни от кого, слышишь? — не понимает. У неё в голове диссонанс — она не позволяет кому-то стороннему себя обидеть, но терпит хамское отношение от близких, хорошо знакомых ей людей. — Не позволяй обижать тебя, причинять боль и наплевательски относится к себе даже самым близким, ладно? Ты достойна уважения, Алиса.
И вот слезинки скапливаются в её глазах, готовые вот-вот прорваться. Мне так хочется её успокоить, прижать к себе и сказать, что всё хорошо, оградить её от целого мира, но я себя останавливаю. Не позволяю себе сделать то, что мне так нестерпимо хочется.
Алиса смахивает слезинки своими тонкими пальчиками, а я словно заворожённый наблюдаю за этим. Потом она поднимает на меня свои прекрасные зелёные глаза, которые я запомнил с самой первой нашей встречи, улыбается и говорит:
— Обещаю, что постараюсь. Спасибо.
—
— Ты уверен в своём решении? — спрашивает братишка, когда мы остались вдвоём в раздевалке после тренировки.
— А почему бы и нет? — усмехаюсь и пожимаю плечами. — Должно быть весело.
— Подумай.
— Слушай, — меня начинает бесить его праведность в последнее время, — ты так переживаешь, потому что она подруга Лизки?
— При чём тут Лиза? — уставился на меня гад, как будто не понимает, что я имею в виду. — Алиса, добрая девчонка, это сразу видно. Не впутывай её в ваши игры.
— Слушай, Кот, с каких пор ты решил стать голосом совести?
— Пора взрослеть и прекратить играть на пару с фурией жизнями людей.
— Да какие игры? Расслабься, — хлопая его по плечу, говорю я. — Девчонка мне приглянулась. Повстречаемся с ней, делов-то.
— Зачем притворяться гандоном, вот этого я не понимаю, — после чего собрал монатки и хлопнув дверью, свалил.
Оставил меня одного в тишине, которая вдруг стала давить на плечи непомерным грузом. Что-то заскреблось в груди. И хотелось бы сказать, что это чувство мне не знакомо, но как бы не так. Знаем, плавали. Только я всю свою сознательную жизнь гоню это чувство прочь, потому что с ним жить труднее, заморочистее. Брат в последнее время умело вызывал во мне это чувство. А всё из-за Лизки, этой праведной девицы. Если бы не она, было бы на одного гандонистого, как выражается брат, Райского больше.