Межпланетная банда

Егоров Андрей Игоревич

– Некоторые на Земля тебя и по-другому называют, - Мокрый хрипло засмеялся.
– А погоняло у тебя есть, лемониец?

– Друзья звать меня Крылатый. Слово «лемониец» мне не есть нравиться.

– А я думал, что ты не Крылатый, а рогатый. Ты шляпу-то сними - а то кто тебя знает, лемониец ты или переодетый легавый.

Козел, как ни странно, подчинился, сорвал шляпу и склонил лысую голову, гордо выставив напоказ свои маленькие крепкие рожки.

– На черта похож, - прокомментировал Вова.

– Ты, молодой, помолчи, - басовито заявил рангун.
– Старшие

базлают, тебя никто хавальник раскрывать не просил.

– А это есть мой старый кореш Борзо, - представил мохнатого здоровяка козел.
– Мы хотеть сесть.

Он огляделся. Свободной оставалась всего одна табуретка.

– Садись, Крылатый, - кивнул Мокрый.
– Садись, Борзо. Нос, уступи гостю место.

Таргариец с неудовольствием поднялся. Под тяжестью рангуна табурет Носа предательски заскрипел. Борзо с неудовольствием заворчал, приподняв верхнюю губу, поерзал, но ножки выдержали.

– Итак, у вас есть кое-что, отщень нужный мне, - обратился лемониец к Мокрому.
– А у меня, быть может, кто знать, найдется то, что есть очень нужно вам.

Повисла напряженная пауза. Мокрый отвечать не торопился. Он просто сидел и насмешливо смотрел на лемонийца. Диана в очередной раз подивилась выдержке старого бандита. На нее стрекозел произвел самое отталкивающее впечатление - эти лишенные век бело-голубые глаза, тонкие кисти рук с длинными пальцами, сероватые длинные ногти, щетка волос там, где должен быть подбородок, и самое неприятное - исходящий от лемонийца едкий запах. Так должна пахнуть смешанная с ацетоном протухшая капуста.

Диану охватило стойкое предчувствие беды. То, что она попала в банду и участвовала в ограблениях, - это только цветочки. Именно сейчас, с появлением стрекозла, началось все самое плохое. То, что в конечном счете погубит ее.

– Да, - наконец заговорил Мокрый, - у нас есть то, что вам нужно. Планы Кремля, подвалов, Манежа, всех прилегающих территорий…

– Я знать. Татьяна говорить. Ваш цена, - голос стрекозла зазвучал так высоко, что резал слух. Диана поморщилась.

– Ты из деловых, как я погляжу, - сказал Мокрый.
– Сразу быка за рога… - он осекся, бросил взгляд на черную шляпу, под которой скрывалась пара маленьких рожек.
– В общем, сразу к делу. Правильно. Так и надо. Ты сам-то скажи, сколько готов выложить?

– Сто тысяч рублей… и ни один копейка больше.

– А если мы захотим войти в долю?

– Не понимай…

– Ну если мы вместе с тобой поучаствуем в дельце? Как ты на это смотришь? А башли раскидаем поровну.

– Не понимай…

– Мы с тобой пойдем на дело. Понимай? Грабанем Кремль. Бабки поделим.

– Теперь понимай. Двадцать процентов вам, остальное нам с Борзо. План есть готов, вы не есть нужны.

– Двадцать процентов?! Нет, так дело не пойдет. За пятьдесят мы бы еще подумали, подписываться или нет. Но двадцать - курам на смех. Сам покумекай. Где ты фартовых косков найдешь на такое дело? Одну шелупонь подзаборную насобираешь, которая не по закону, а по беспределу, они и кинуть могут, и просто сдать тебя властям. А мы - калачи тертые, все с отсидками, к закону приучены. Даже

младший наш, Нос, в «Артеке» чалился. Снегурка - самая отчаянная девка, какую я только знаю. Видел бы ты, как банки она подламывает. У нас все на мази. Если нас возьмешь в долю, мы тебе деньги на раз сделаем. Пятьдесят процентов - это по-божески. Это только потому, что ты мне понравился.

Лемониец задумался всего на секунду:

– Я платить сто тысяч сразу. Не забыли, да? И давать двадцать пять процент. Чтобы вы хорошо работать. Идея - моя, оборудование - моя, сила - моя. Это понимай?

– Сорок пять, - сдался Мокрый. Все же сто тысяч сразу, да и план ограбления есть.
– Нас же пятеро.

– Где есть пять?

– Татьяна в доле.

– Ваша проблема. Татьяна не ходит скок. Посредник. Двадцать семь - и половина.

– Имей же совесть, Крылатый. Дай хотя бы сорок.

– Тридцать.

– Эх, тридцать нам никак.

– Почему хотеть сорок, не тридцать?

– На пятерых. По восемь процентов.

– Это есть высший математика. Мы… есть договориться.

– Вот и ладно!
– Мокрый усмехнулся. По его расчетам, в архивах Центробанка имелось столько наличности, что и сорока процентов им хватит, чтобы безбедно жить до самой старости где-нибудь в тропическом поясе Баранбау. А если их прихватят менты, организатором и главным обвиняемым пойдет козел со своим дружком-рангуном.

– Значит, так, Крылатый, слушай меня. Действовать будем…

– Действовать будем так, как я вам сказать!
– перебил лемониец.
– Вы есть работать на меня теперь. Вы есть мой работник. Вы есть мой раб. Я вам приказывать. Вы делать. Как это говорят по-русски? Я начальник, вы дурак.

От таких заявлений Вова изменился в лице и решил вмешаться в разговор.

– Мне это не нравится. Что это он себе позволяет?…

– Спокойно, - осадил его Мокрый.
– Послушай, Крылатый, ты, наверное, чего-то недопонял. Мы к тебе не нанимаемся, мы вместе дело делаем.

– Это не есть нормальный договор, - замахал ручками стрекозел, - я лучше набрать шелупонь подзаборный, чем такой кретин, как вы есть.

– Ну ты, как там тебя, козел!
– Вова вскочил с дивана.
– Выбирай выражения.

Лемониец посмотрел на него с интересом, медленно поднялся. Росту он был совсем небольшого, едва доставал человеку до подбородка. Но когда его тонкая ручка со свистом мелькнула в воздухе, Вова сделал красивый кульбит под потолком и, приземляясь, с грохотом развалил стол.

Поправив шляпу, лемониец сел на место.

– Продолжим!
– произнес он визгливо.

Нос ошарашенно озирался, кидал многозначительные взгляды на Мокрого. Но тот пока ничего не предпринимал, лишь с досадой покосился на своего воспитанника, который, издавая громкие стоны, пытался подняться.

– Условия здесь ставить я!
– уточнил лемониец.
– Вы молчать и слушать.

– Ну уж нет, - взъерепенился Мокрый.
– Нос!
– выкрикнул он.

Маленький таргариец мигом выхватил из-за пояса пистолет. Диане ничего говорить не пришлось - стволы ее револьвера уже смотрели на гостей.