Мга
Шрифт:
У Гая в руках оказалась огромная расхристанная бумажная хризантема. В освободившееся прорехи полезли клочки старинных газет. Под ними оказались ещё какие-то газеты, потом шли куски грубых, скрученных тряпок, а потом – опять газеты. Чудо, что он заметил, как из этого вороха явно подставных бумаг что-то выпало, робко сверкнув зачернённый старым серебром. В подставленную ладонь упал плоский четырёхугольник, подвешенный тонкой цепочкой к креплению. Женская серёжка.
Гай осторожно перебрал рассыпающуюся посылку, безнадёжно осмотрел траву вокруг себя. Второй серёжки нигде не наблюдалось. «Глупость какая-то», – пожал плечами Гай. Кому понадобилось посылать целую кучу мусора и прятать
– Зачем я вообще вскрыл этот странный свёрток? – Гай взял в охапку раскуроченный пакет и, зажав в ладони единственно понятную вещь в этой посылке, отправился каяться Тёмычу.
Ещё издалека Гай понял, что Тёмыч не один. Кто-то отчаянно и убеждённо, щедро снабжая свой громкий монолог матами, пытался давить на начальника отделения.
– Твою мать, Тёма, я же прошу только подержать у себя несколько дней! В коробки свои запрячь, я послезавтра зайду и заберу!
Тёмыч слабо сопротивлялся, его голос тихо шелестел по пустому отделению, но собеседник балансировал на грани отчаянья:
– Да что тебе от этого плохого будет? Постоит моя коробочка пару дней, а ребята тебе за это чуть-чуть ещё и бабла подкинут. Ты только не говори никому, лады? Тётки куда не нужно не полезут, и вообще у тебя тут чёрт ногу сломит.
Гай наконец-то узнал голос ещё одного бывшего одноклассника. Он давно не видел Крошку, но ходили слухи, что тот то ли загнулся от наркоты, то ли надолго закрылся на зоне. Оказывается, вон он – вполне себе на свободе и живой. Как со школьной видеозаписи: глаза бегают, редкие белёсые волосы прилипли ко лбу, он всё так же потеет от волнения. А сейчас даже щека у Крошки дёргалась нервным тиком. Словно бывший одноклассник отбивал лицом азбуку Морзе: точка-тире-точка. Даже появление Гая отразил слабо: дёрнулся, затем понял, что вновь появившийся не опасен, потерял всякий к нему интерес. Кажется, даже не узнал. Продолжал напирать на Тёму и в то же время канючить:
– Да будь ты человеком, выручи ещё один раз… Вот сейчас, последний раз, а больше ни-ни, сам справлюсь.
На стойке конторки лежали две небольшие фирменные почтовые коробки. Одна из них явно была с редкими книгами для клиента Гая. Вторую Крошка пихал в сторону сопротивляющегося Тёмыча. Тёмыч отрицательно качал головой. Чувствовалось, что ему хочется сбагрить Крошку с глаз как можно быстрее. И никогда больше не вспоминать о нём.
Он заметил растерзанный пакет в руках Гая. Всем своим существом рванул к посылке, уже не обращая внимания на цепляющегося одноклассника.
– Пойми ты, за мной сейчас… – с дикой тоской в голосе вскрикнул Крошка, а дальше события приняли совершенно ирреальный оборот. Из мистического ужастика Гай попал в криминальный боевик.
Дверь в почтовое отделение с диким шумом отворилась, в помещение ввалились огромные собаки с азартно высунутыми языками, а за ними – какие-то люди. Люди кричали, собаки лаяли, Крошка выл, Тёмыч вырывал пакет из рук Гая. «Стоять, не двигаться», – прогремел кто-то страшным голосом. Крошка в одну секунду перепрыгнул конторку, коротко, но больно навалился на Гая. И тут же побежал в глубину заставленного посылками коридора. Тёмыч удивлённо и сонно хлопал глазами посреди всего этого карнавала, такого дикого и нелепого в его полумёртвом заведении.
Гай, на которого надвигались угрожающей стеной возбуждённые собаки и люди в полицейской форме, обнаружил, что прижимает к себе целую кучу резко увеличившегося в размерах барахла. Он дёрнулся вслед за Крошкой по тёмному коридору. Перескакивая ящики и коробки, которые тут же с грохотом валились за его спиной, устремился на задний двор, судорожно пытаясь понять, почему и куда он так неистово несётся. Выскочив в высокую траву, где ещё несколько минут назад он рассматривал странную посылку, всё ещё мешающуюся в руках, Гай рванул в сторону разрушившихся строений, в которых когда-то располагались ямщицкие конюшни. За ним неслись шум, грохот, ругань и лай собак. Не то, чтобы страшно, а как-то непонятно и нереально.
Гай залетел в обветшавшие каменные руины. Крыша в бывшей конюшенной уже давно обвалилась, а плиты, ещё оставшиеся на месте разделительных стоек, торчали обрубками из густой высокой травы, что вперемешку с крапивой заполонила весь двор особняка. Только сейчас, выдохнув, Гай понял, что всё ещё держит в руках коробку. Коробка была незнакомая. В ней перекатывались какие-то мягкие, небольшие мешочки. «Это, наверное, то, что пытался спрятать у Тёмыча на складе Крошка», – дошло до Гая, и тут же он понял, что, скорее всего, это и есть та самая наркота. В голове сложился логический пазл: коробка с наркотиками у него в руках, Крошка, полиция с собаками, и он почему-то убегает от них. Дело принимало очень-очень дурной оборот, это понял сразу даже мечтательный Гай. Он аккуратненько поставил коробку с опасными мешочками в заросшие травой камни, вздохнул с облегчением и быстро полез через глухую стену, которая отделяла старинный особняк от внешнего мира.
За книгами он решил зайти позже, когда коробку найдут, Крошку поймают и всё успокоится. В том, что досадное недоразумение скоро прояснится, он не сомневался ровно до того момента, как увидел людей в форме с собаками у своего подъезда. Вот тут он позвонил Тёмычу, но телефон начальника почтового отделения ответил чужим голосом. Гай облился холодным потом и набрал Кита. Там, стоя за гаражами, он понял, что жизнь резко изменилась, и с этим уже ничего нельзя поделать.
Глава третья. Чаепитие с Аристархом Васильевичем
Через несколько дней после того, как Гай прилетел в Москву, Кит перестал выходить на связь. Стал недоступен. И Гай остался в полном вакууме. Сначала он бесился от бездействия и неопределённости, и физически ощущал, как таяли деньги на карточке, оставленной Китом перед исчезновением. Когда денежный поток превратился в тоненькую струю, которая становилась все безнадёжней, стали посещать мысли о режиме жёсткой экономии.
Гай отказался от обедов в кафе, и стал ходить в случайно обнаруженную им трапезную при монастыре, что раскинулся совсем недалеко от дома. Монастырская еда была невкусной, слишком постной, но дешёвой и сытной. Наверное, поэтому здесь всегда толпилось много народа. Сначала Гай стеснялся, ему казалось, что он недостаточно духовно выглядит для этого места, но потом, присмотревшись, понял, что люди сюда приходят самые разные. Мало кто из них напоминал паломников. По крайней мере, с первого взгляда.
Тогда он стал ходить сюда регулярно. Две милые женщины по ту сторону витрины с едой, устало узнавали его, обозначая приветствие еле заметными полуулыбками.
Никто из присутствующих не пробовал заговорить с ним, все тесно и сосредоточенно жевали свою еду, чтобы насытиться и поскорее уйти, но сейчас это Гая вполне устраивало. Он так же, потупив взгляд в наскоро протёртую синенькую клеёнку, молча жевал рыхлое, вялое пюре с неизменным морковным маринадом, пахнущим рыбой, брал на вечер кусок сладкого пирога и плелся домой, сжимая в руке целлофановый пакетик со скудным ужином.