Мгновение – вечность
Шрифт:
«Да, прикрытие Баранова дорогого стоит…» – думал Егошин.
Вслух он сказал:
– Товарищ полковник, вы не закончили… Вечерний вылет… Командиром пойдет Авдыш?
– Капитан Авдыш разнес машину на взлете как скрытый дезертир и уклонился от боевого задания, – ответствовал Федор Тарасович с твердостью, почерпнутой в решении лично повести «Группу № 5». Между давешним запросом Хрюкина («Дайте ваш позывной…») и персональным делом капитана Раздаев улавливал какую-то связь. Да, отношения, сложившиеся до войны, как ни странно, сохраняют свою силу, что-то предопределяют, но главное, понимал Федор Тарасович, жизнь и смерть решают сейчас отношения, связывающие людей здесь, на Волге… Мысленно выказывая командующему свою приверженность и преданность, отводя нависавшую над его, Раздаева,
С этими словами он покинул КП.
За час до рассвета Кулева разбудил зуммер телефонного ящика, на котором он прикорнул. Лейтенант отозвался в своей манере, коротко и властно: «Говорите!..» Звонила дивизия:
«Почему не подтверждаете готовность?» – «Работал с „Початком“, – ответил Кулев, не моргнув глазом. „Нет порядка, надо докладывать… Даю режим сопровождения…“
Майор Егошин извещался, что он получает истребителей прикрытия на тех же аэродромах, что и вчера. Время… высоты…
Опасаясь сказать что-то лишнее или сделать не так, Кулев произнес в ответ: «Хорошо…» – но попал впросак.
Майор, узнав о его разговоре, обрушился на лейтенанта:
– Так дело не пойдет!.. Отбой!.. Сейчас же звони в дивизию!.. Если стрелки из ШМАСа будут решать вопросы прикрытия, все в Волгу булькнем!.. Все!.. Дал согласие – давай отбой!.. Пока по трем аэродромам пройдешь, собирая прикрытие, всех своих ведомых растеряешь! Звони, звони, – подгонял он Кулева, – и не слезай с них, пока не добьешься, чтобы отменили круг для сбора над колхозом Кирова!.. Категорически!.. Мы там кружим, ожидая, пока «ЯКи» поднимутся, а «мессера» являются по-зрячему, у «мессеров» засада рядом. Они нас видят и являются, а наши «ЯКи», как мыши…
Наказав лейтенанту срочно вычертить схему боевых порядков, принятых для «Группы № 5», Егошин куда-то отбыл и вернулся минут через сорок.
– Красиво, – говорил он, разглядывая исполненный и надписанный Кулевым чертежик. – Старшенькая моя тоже так-то вот, буковку к буковке, кладет, жена писала: учителя не нахвалятся… Рисовать можешь, это у тебя получается… Да. Теперь, лейтенант, я тебе свою картинку покажу, – он покрыл чертежик картой-пятикилометровкой, разгладил ее тяжелой ладонью. – Момент таков: о подбитых немецких танках не все доложим – судить не станут. А в собственных потерях не отчитаемся – вздрючат. Правильно, каждый самолет дорог, после Тингуты вообще неизвестно что останется. Поэтому так: вот карта, тут обозначено, где примерно садились наши побитые. Их надо подсобрать, безногих. Какие вернем в строй, какие оформим актом. Дело рисковое, на рожон не лезь, все по-быстрому, день-два – и домой. Возьмешь помощником Шебельниченко, с ним двух бойцов, Шебельниченко – и механик тебе, и шофер первого класса, а кашевар – пальчики оближешь… а прижмет – как на Северном Донце… Слыхал про Северный Донец? Ну… Немцы днем наскочили на стоянку наших ночников. Летный состав где-то за три версты, на хуторе, отсыпается после ночи… Шебельниченко дает технарям команду: «По самолетам! Запускай моторы!..» – и – на взлет, за Северный Донец, кто как… Одни улепетнули, другие расшиблись, боевую технику врагу не дали…
«Одно слово невпопад, – думал Кулев, – и все пошло прахом…»
– Вот здесь, – майор надавил на карту ногтем, – самолет капитана Авдыша… Согласно его рапорту. Будто бы поврежден в бою мотор, произвел посадку на колеса. Такую подал версию. Не знаю… При случае опроси жителей, составь протокол. Авдыша знаешь?
– Фамилия встречалась… Баянист?
– Играет… И скрипочку с собой возит…
– У нас в полку на финском фронте был летчик Авдыш, баянист…
– Тот еще музыкант!.. Как на задание идти, так фортель. Теперь разнес в дымину исправный «ИЛ». Полковник Раздаев при тебе сформулировал? Будет отвечать согласно приказу двести двадцать семь… Все с Авдышем! Все! Он из себя обиженного строит, так ты данные о нем подсобери… чтобы была картина… В этом районе. – Он постучал по карте ногтем, задумчиво в нее глядя.
«Одно
– Не вешай носа, лейтенант!.. «Держись за ношу, какую тянешь», – говаривал Василий Михайлович. – Печальная улыбка прошла по лицу Егошина. – И я тебе, товарищ лейтенант, скажу на дорогу: держись за ношу, какую тянешь…
Старшина Шебельниченко, узнав о предстоящей поездке в степь, заартачился:
– Только ноги оттуда унесли – и обратно немцу в пасть…
– Разговорчики, старшина! Вы назначены моим помощником.
– Кто назначил?
– Командир полка!
Педантичность майора техсоставу известна, – не сядет в самолет, прежде чем не пройдется по кабине белой тряпочкой, проверяя, хорошо ли снята пыль… Не раз страдая от майора, Шебельниченко в спорах о нем держал сторону командира и повиновался ему безропотно.
– Нижне-Чирскую увидим? – спросил старшина.
– Нет.
– А Котлубань?
– Котлубань не исключена.
На пути к Волге табор егошинского полка свертывал и разбивал свои шатры семь раз, трижды – под бомбежкой. Казенные грузы растрясались, заплечные мешки тощали, Шебельниченко, случалось, исчезал, растворялся в степной пыли, чтобы в каком-нибудь хуторе возникнуть облаченным в неотразимый реглан квартирмейстером или назваться полковым врачом и приступить к медицинскому осмотру молоденьких казачек, пожелавших работать официантками… Спасало старшину умение появляться как из-под земли по первому требованию начальника штаба Василия Михайловича, – с ключиками дефицитных размеров, с набором прокладочек, дюритов, ниппелей… Личное оружие, пистолет «ТТ» в руках механика авиационного, каковым по должности и призванию был старшина, также превращалось в слесарный инструмент: мушкой пистолета механик открывал самолетные замочки типа «дзус», а нарезным каналом ствола – тамбур железнодорожного вагона, если представлялся авиаторам случай ехать железкой… Бензозаправщиков в степи не было. Самолеты заправляли горючим вручную, ведрами и подойниками, и контакт с местным населением, по части которого денно и нощно трудился старшина, был важен.
Шебельниченко имел основания не спешить на встречу с Котлубанью и, напротив, горячо желать свидания с Нижне-Чирской.
– Гранат надо взять, – сказал старшина, поразмыслив: сопряженный с опасностью рейд сулил определенные промысловые выгоды. – Запас патронов к карабинам…
Загрузили «ЗИС».
Шебельниченко сел за руль рядом с Кулевым, помедлил, чего-то выжидая, припал к баранке, гикнул – рванул машину с места в карьер.
Приволжская степь, безлюдная и тревожная, лежала под звездами. В кромешной тьме то здесь, то там взлетали ракеты – беззвучные, яркие, призывные прочерки по черному своду. «Как бесы под покровом тьмы», – думал Кулев; зная умение немцев оглушать внезапностью, он ждал подвоха от каждого куста, от каждой балки. На развилках ночной дороги лейтенант оставлял кабину, уходил с картой вперед. Вдыхал, не замечая остроты и свежести, полевые ароматы, вслушивался, не дыша, в ночь, ехал дальше по степи, частично оставленной нашими войсками, но врагом еще не занятой.
Вдруг в стекло грузовика ударил сильный свет. Кулев с автоматом в руках кубарем вылетел из кабины.
– Ложись! – прогремело над ним. – Пристрелю! Он рухнул как подкошенный.
В тот же миг из кузова дружно ударили автоматы его механиков.
– Отставить! – взревел голос рядом с Кулевым. – Убьет же… Свои!
Фары, ослепившие лейтенанта, погасли, механики прекратили пальбу.
– Стоять! – гремел голос. – Скаты пробью!.. Стрельбу отставить, свои!
– Бьешь своих да еще грозишься? – надвигался на голос ничего не видящий Кулев.
– Огня не открывали!
– Да вас… как диверсантов!
– Огня не открывали! – твердил создатель инцидента. – Без техники нельзя вертаться, вы это можете понять? – Он хоронился, должно быть, на корточках, в тени своего кузова. – Дайте канистру бензина доехать, чтобы его черти с потрохами кушали, капитана Жерелина, ведь в расход пустит!..
Кулев при упоминании этой фамилии как-то поостыл. Распорядился нацедить канистру, спросил, хватит ли… Сбивчивые оправдания благодарных бойцов слушал рассеянно. Даже не переспросил, тот ли это Жерелин.