Мгновения любви
Шрифт:
— Ученица? — задумчиво повторил герцог.
— А почему бы и нет?! Мы с тобой только вчера вечером обсуждали, как ученики Рембрандта и Рубенса помогали им, изо всех сил стараясь приблизиться к стилю этих великих мастеров.
— Но это совсем другое дело, — возразил герцог. И Рубенс, и Рембрандт пользовались неслыханной популярностью, у них было столько заказов, что они просто физически не успевали сами прорисовывать каждую деталь в своих картинах.
— Будь оптимистом! Может, в ближайшие несколько лет и с тобой произойдет нечто подобное? И к тому времени я, несомненно,
Герцог от души расхохотался.
— Проказница! Ты пытаешься уговорить меня решиться на совершенно немыслимый поступок. Но, пойми, Симонетта, я не могу взять тебя с собой. Тебе придется остаться в Англии.
— С тетушкой Луизой? Что ж, прекрасно. По возвращении ты узнаешь о моей помолвке с каким-нибудь до тошноты противным маркизом или надутым принцем. И учти, это будет на твоей совести!
— Что за нелепость! — сердито заметил герцог. — У меня нет никакого желания выдавать тебя замуж, пока ты сама, как следует оглядевшись, не выберешь молодого человека, с которым сможешь быть счастлива!
— В настоящий момент мне хорошо лишь подле тебя, папа.
С этими словами Симонетта обошла стол и, подойдя сзади к отцу, крепко обняла его за шею. Прижавшись к нему щекой, она снова попросила:
— Пожалуйста, возьми меня с собой, папа! Нам будет так хорошо вдвоем с тобой. Обещаю, я буду тебя слушаться и стану общаться только с теми, с кем ты мне разрешишь.
Отец молчал, и Симонетта, еще крепче обняв его, продолжала уговаривать:
— Ты же будешь заботиться обо мне, а я о тебе. Ведь и мама всегда этого хотела.
Герцог сдался.
— Ладно. Я возьму тебя с собой. Но если возникнут какие-нибудь недоразумения или с тобой начнутся неприятности, ты немедленно отправишься домой. Ясно?
Симонетта, не отвечая, целовала отца, в промежутках между поцелуями приговаривая:
— Спасибо, папа… спасибо… спасибо. Я так тебя люблю! Мы отлично проведем с тобой время!
Путешествие до Парижа стало для Симонетты волнующим приключением. Ничего подобного она раньше не испытывала.
Уезжая, отец обычно оставлял ее на попечении гувернанток или какой-нибудь пожилой родственницы, которые только и делали, что читали девочке нотации, выискивая недостатки в ее манерах. Она же считала дни до возвращения отца, который был самым главным в ее жизни, и часами простаивала у окна, чтобы не пропустить появления его кареты.
И тогда после скучных, монотонных занятий они снова отправлялись на верховые прогулки по всему поместью, рыбачили на озере, а по вечерам обедали вдвоем.
Самое большое удовольствие Симонетте доставляли их задушевные беседы и их «состязания» в зарисовках какого-нибудь уголка поместья или статуй в парке, прилегавшем к дому.
Именно отец впервые рассказал ей, что импрессионисты первыми попытались изобразить свет на своих картинах, и это полностью изменило ее взгляды на живопись.
Девушка внимательно слушала все, что говорил отец, а затем попыталась перенять его манеру письма. Как все дети, она могла быть предана только одному идеалу, и под впечатлением разговоров с отцом была готова поставить импрессионистов выше старых мастеров, чьи картины висели по всему дому.
Предыдущие поколения их семьи создали внушительную коллекцию живописи. В ней было собрано множество полотен. Неудивительно, что герцог, который вырос среди столь великолепных образцов мирового изобразительного искусства, и сам захотел научиться рисовать. Однако мало у кого из родственников он встречал понимание, а тем более — симпатию к своему увлечению. Да и сам Клайд не проявлял особого рвения до встречи с Клодом Моне. После знакомства с живописцем он отправился в Париж, где оказался в мире, о существовании которого вряд ли подозревал раньше, но который поразил и очаровал его.
Это впечатление лишь усилилось оттого, что он скрыл свое аристократическое происхождение и художники приняли его как энтузиаста, стремящегося влиться в новое течение в живописи, которому были преданны они сами.
Раньше, когда герцогу случалось пересекать Ла-Манш, он гостил у кого-нибудь из своих знатных приятелей. Посещал званые вечера, балы и первоклассные, самые дорогие увеселительные заведения.
Импрессионисты же устраивали свои нескончаемые диспуты в дешевых кафе, выпивая при этом изрядное количество абсента и негодуя, что общество не желает признавать их творчество. Но герцог чувствовал близость с самыми значительными художниками из тех, с кем познакомил его Клод Моне.
Он с нетерпением ждал того момента, когда сможет отложить в сторону свои серьезные и, несомненно, весьма значительные обязанности и отправиться во Францию, где снова станет обыкновенным художником, который вместе со своими собратьями по творчеству борется за признание и успех. Ждал с нетерпением, подобным тому, которое испытывает путник в пустыне в ожидании появления благодатного оазиса на горизонте.
Но теперь, сидя в удобном экипаже, он поглядывал на Симонетту, размышляя про себя, стоило ли ему брать с собой дочь. Не было ли подобное безрассудство непоправимой глупостью с его стороны?
Конечно, ему не хотелось огорчать дочь, оставляя ее в одиночестве. Она только-только избавилась от опеки гувернанток, и у нее было слишком мало друзей, к которым она могла бы отправиться погостить, не договорившись об этом заранее. К тому же герцог вполне разделял ее мнение, что тетушка Луиза — не самое подходящее общество для девушки на время отсутствия отца.
Несомненно, у них была и другая родня, которая была бы рада принять Симонетту, но об этом тоже требовалось предварительно договориться.
А герцогу совсем не по душе было терять время на все эти скучные дела, поскольку домик в Провансе предоставлялся в его распоряжение лишь на время отсутствия владельца, одного из приятелей Моне. Этот человек занимался реализацией картин и размещением заказов, любил комфорт, и герцог не сомневался, что домик окажется хоть и небольшим, но весьма уютным, и это привлекало его гораздо больше, чем небольшая дешевая гостиница, где художники размещались по несколько человек в комнате. К тому же кое-кому из них еще наверняка пришлось бы помогать взбираться по лестнице после чрезмерных возлияний.