Мхитар Спарапет
Шрифт:
Горги снова поцеловал Айшэ. Задрожал от волнения и гордо посмотрел на лагерь. Отныне Айшэ — его любимая, его жена. Горги убьет любого, кто посмеет притронуться к ней рукой. Айшэ принадлежит ему… При этой мысли лоб юноши покрылся испариной. Он вспомнил мать, грозную и неумолимую. Что она скажет, узнав, что ее сын взял в жены персиянку? Вспомнился и утренний сердитый окрик Есаи:
— Она же басурманка! Не марайся.
— Нет, Айшэ хорошая, она моя! — ответил тогда Горги.
И вот Айшэ обеими руками доверчиво обняла Горги за шею и глазами испуганной лани смотрит на него.
Этой
Положив голову на грудь Айшэ, Горги трепетал от счастья, от гордости…
Луна заливала своим светом все ущелье. На берегу квакали лягушки, с гор струился аромат цветов.
Айшэ скоро уснула спокойным сном ребенка.
Три дня отряд оставался в Вайоцдзоре. Ждали, не пойдут ли турки после захвата Еревана в Сюник. Но скоро вернулись лазутчики и сообщили, что турки засели в Ереване на долгое время.
За эти три дня Горги лишь раз виделся со спарапетом. Мхитару сказали, что парень, как околдованный, все сидит подле персиянки. Хотя спарапет в душе и рассердился, но ни словом не попрекнул своего любимца.
Двое-трое из друзей-товарищей попытались посмотреть, какая она — гури-пери [63] Горги Младшего. Однако Горги прикрыл Айшэ буркой и отогнал товарищей.
Как-то Есаи сказал:
— Э, сынок мой Горги, этот ангел совсем сведет тебя с ума. Что я тогда скажу твоей матери? Бросил лошадь без присмотра к не отрываешься от персиянки. Не стыдно?
63
Гури-пери — персонаж армянского фольклора.
Горги пронзил его взглядом и сжал зубы. Айшэ заплакала. Ее круглые плечики затряслись, колени задрожали.
В этот день Горги ненавидел всех: и Есаи, и товарищей, даже спарапета.
Наконец двинулись к Сисиану. Верблюдов с трудом проводили под скалами. Непривычные к горным тропам, животные пыхтели, фыркали, свесив свои длинные губы. Голова каравана достигла вершины горы, а хвост все еще вился в глубине ущелья. Раскаленный воздух обжигал людей. Тяжело и медленно преодолевали подъем.
Горги завернул Айшэ в бурку, положил на луку седла, правой рукой обнял ее, а левой взял уздечку. Был он мрачен и зол. Иногда открывал лицо девушки, с нежностью отирал у нее со лба испарину. В такие минуты Айшэ светилась радостью, но глаза и тогда оставались печальными.
Впервые Горги испытал отвращение к своей воинской жизни, до боли захотелось ему побыть одному. Пусть хоть сквозь землю провалятся все его товарищи — Семеон, Цатур, Вецки Маргар! Все! Горги не желает их больше видеть. Уйти бы от всего, скрыться в глубине леса вместе с Айшэ!..
Ночь провели в селе Ангехакот. Горги Младший решительно направился к приходскому священнику. Облобызал у него руку, отдал все, какие имел, деньги и стал молить, чтобы священник окрестил Айшэ. Тот согласился,
— Я женюсь на ней, что бы вы ни делали! На некрещеной женюсь! — кричал он диким голосом. — Пусть сам Иисус Христос попытается помешать этому, я не уступлю.
На следующий день караван вошел в ущелье реки Воротан и опять потянулся по тропинкам. Никто больше не заговаривал с Горги. Держались подальше. «Забыли», — думал Горги и жесткой рукой ласкал мягкие волосы Айшэ. Утешал бедняжку как мог.
Приближались к Татевскому монастырю. В полдень сделали небольшой привал, потом спустились в глубь ущелья. К вечеру караван уже достиг Чертова моста, что перекинут через Воротан. Горги решил: едва прибудут в Татев, он бросится спарапету в ноги и будет умолять его, чтобы разрешил окрестить Айшэ.
Но, кроме Горги, видно, никто не торопился — караван снова остановился.
Чуть выше Чертова моста лепились избушки, в которых устраивались на ночлег приезжающие сюда на воды горячих источников страдальцы — больные ревматизмом и прочими недугами. Источники были тут же, у самого моста.
Горги повел Айшэ в ту сторону, чтобы устроить ее в одной из мазанок. Какая-то добрая старушка тотчас уступила им свое место.
— Что, больна? — спросила она, участливо глянув на Айшэ.
— Нет, мать, она просто устала, — ответил Горги, — давно уж в дороге. Позволь ей поспать на твоем ложе. Я щедро вознагражу тебя.
Старуха кивнула, при этом недвусмысленно улыбнулась и сказала:
— Пусть так и будет, сынок. Я пойду спать в ацатун [64] .
Горги обнял Айшэ, усадил ее на покрытую тряпьем тахту и провел рукой по лицу девушки.
— Не плачь, Айшэ, — сказал он с нежностью. — Я буду защищать тебя, пусть даже ценою жизни. Поверь мне!
— Я верю.
Горги поцеловал Айшэ и вышел.
Прошло два дня. На третье утро Горги потребовали к спарапету, в Татевский монастырь, что возвышался на краю противоположной скалы.
64
Ацатун — помещение, где устроен тонир, печь для выпечки хлеба.
Горги обрадовался, он верил, что спарапет разрешит ему окрестить Айшэ и жениться на ней. Поручив старухе присмотреть за Айшэ, он вскочил на коня и по горной тропе понесся к Татеву.
Из Татева вернулся только спустя четыре дня: был доволен, спарапет не отказал ему.
Еще издали он увидел на пороге опечаленную старуху и встревожился:
— Что Айшэ? Где она?
— Нет ее, увели! — всплеснула руками старуха.
Горги схватил ее за плечи:
— Что? Что ты говоришь?!
— В тот вечер, как ты уехал, пришли трое и увели девушку. Я не отдавала ее, бросилась защитить, они только обругали меня, эти чертовы дети, оттолкнули и увели.