Мичман Тихоня
Шрифт:
— Я готов разорвать на себе платье, если ты находишь это желательным, — сказал Джек, — да дай-ка мне твой пистолет, я хочу перезарядить их. Порох, наверное, подмок.
Снарядив пистолеты и изорвав свои костюмы, молодые люди стали в телеге и осмотрелись.
— Вот так штука! Что бы это значило, Гаскойн! Ночью мы были на берегу и среди домов, а теперь — куда к черту мы попали? Твой сон, кажется, правдивее, чем мой, потому что телега несомненно путешествовала.
— Стало быть, мы спали, как мичманы, — отвечал Гаскойн. — Наверно она не могла уйти далеко.
— Нас окружают
Впоследствии они узнали, что сперонар отплыл из того самого порта, куда они явились ночью и где забрались в телегу. Обломки сперонара были найдены, узнаны, и жители решили, что падроне и его команда погибли в волнах, и если бы они нашли мичманов и стали бы их расспрашивать, то весьма возможно, что у них возникли бы подозрения, последствия которых для наших героев могли быть очень неприятными. Но мичманам всегда везет.
После тщательного осмотра они убедились, что находятся на открытой площадке, служившей, по-видимому, для молотьбы маиса, и что телега стоит под деревьями.
— Здесь где-нибудь должен быть дом, — сказал Гаскойн, — я думаю, что мы найдем его за этими деревьями. Пойдем, Джек, ты, наверно, тоже голоден, как и я; попытаемся найти где-нибудь завтрак.
Они прошли через рощу и на другой стороне ее увидели стену большого дома.
— Отлично, — сказал Джек, — но все-таки сначала осмотримся. Это не ферма; этот дом, наверное принадлежит какому-нибудь важному лицу. Тем лучше — в нас признают порядочных людей, несмотря на наши разорванные платья. Я думаю, что нам нужно держаться за историю поездки с целью пострелять чаек.
— Да, — отвечал Гаскойн, — я не могу придумать ничего лучше. Впрочем, англичан хорошо принимают в Сицилии; наши войска стоят в Палермо.
— Да?.. Но постой, что это? Женский крик! Да, клянусь небом! Идем, Нэд.
Они бросились к дому, вбежали в подъезд и ворвались в комнату, откуда раздавались крики. Какой-то пожилой джентльмен отбивался здесь от двух молодых людей, которых две дамы, старуха и молодая девушка, старались оттащить от него. Когда наш герой и Гаскойн ворвались в комнату, старик упал навзничь, а молодые люди, оттолкнув женщин, готовились пронзить его шпагами. Джек схватил одного из них за ворот и приставил к его виску пистолет; Гаскойн сделал то же с другим. Картина была самая драматическая. Женщины бросились к старику и помогли ему подняться; двое нападающих, захваченные врасплох, опустили шпаги и с гневом и страхом смотрели на мичманов и их пистолеты. Старик и женщины были также изумлены этой неожиданной помощью. Несколько секунд длилось молчание.
— Нэд, — сказал, наконец, Джек, — скажи этим молодцам, чтобы они бросили шпаги, иначе мы выстрелим.
Гаскойн сказал им это по-итальянски, и те повиновались. Мичманы овладели шпагами и выпустили молодых людей.
Наконец старик нарушил молчание.
— По-видимому, синьоры, провидению не угодно было, чтоб вы совершили бессмысленное и жестокое убийство. Не знаю, кто эти люди, так неожиданно явившиеся мне на помощь, но думаю, что не только я, но и вы будете благодарить их, когда одумаетесь, за то, что они избавили вас от угрызений совести. Вы можете идти, господа; вы, дон Сильвио, действительно разочаровали меня; благодарность должна бы была удержать вас от такого преступления. Вы, дон Сципио, на ложном пути; и во всяком случае вели себя неблагородно, нападая вдвоем на старика. Возьмите ваши шпаги, господа, и постарайтесь найти для них лучшее употребление. Против дальнейших покушений я приму меры.
Гаскойн, понимавший его слова, отдал шпагу молодому человеку, от которого отобрал ее; наш герой последовал его примеру. Молодые люди вложили шпаги в ножны и вышли из комнаты, не сказав ни слова.
— Кто бы вы ни были, вы спасли мне жизнь, и я благодарю вас и считаю себя вашим должником, — сказал старик, бросив взгляд на внешность наших мичманов.
— Мы офицеры английского флота, — ответил Гаскойн, — мы потерпели крушение ночью и бродили в темноте, отыскивая помощи, пищи и возможности добраться до Палермо, где мы найдем друзей и средства, чтобы привести себя в приличный вид.
— Неужели ваш корабль потерпел крушение? — сказал сицилиец. — И много людей погибло?
— Нет, наш корабль стоит на Мальте; а мы предприняли прогулку в лодке, были унесены ветром и выброшены на здешний берег. В удостоверение моих слов могу показать вам наши пистолеты с королевским клеймом, а что мы не нищие, показывает это золото.
Гаскойн вынул из кармана несколько дублонов, а Джек заметил:
— Я думал, что мы будем показывать только серебро, Нэд.
— Мне вовсе не нужно доказательств, — сказал старик, — ваш образ действий, ваши манеры и речь показывают мне, что вы те, за кого выдаете себя; но будь вы простые крестьяне, я все равно был бы обязан вам жизнью и вы могли бы располагать мною. Скажите мне, чем я могу быть вам полезен.
— Дайте нам что-нибудь поесть, так как у нас давно крошки во рту не было, а затем мы, вероятно, попросим вас и о дальнейших услугах.
— Вы, без сомнения, удивлены тем, что произошло, — сказал старик, — я расскажу вам обо всем позднее, а пока позвольте рекомендоваться: дон Ребьера де Сильва.
— Недурно бы было, — сказал Джек, догадавшись о смысле последней фразы, — если бы этот Дон пригласил нас завтракать.
— Он уже распорядился, — сказал Гаскойн, — потерпи немного.
— Ваш друг не говорит по-итальянски? — спросил дон Ребьера.
— Нет, дон Ребьера, он говорит только по-французски и по-испански.
— Если он говорит по-испански, то моя дочь может беседовать с ним, так как она недавно приехала из Испании, где у нас есть родственники.
Дон Ребьера повел их в другую комнату, куда был подан завтрак, которому наши мичманы воздали должную честь.
— Теперь, — сказал дон Гаскойну, — я расскажу вам, как произошла сцена насилия, в которую вы, так счастливо для меня, вмешались. Но так как вашему другу будет скучно, то я попрошу донну Клару побеседовать с ним; моя жена немного говорит по-испански, а дочь, как я вам уже сообщил, только что приехала из этой страны, где по семенным обстоятельствам провела несколько лет.