Мичман Тихоня
Шрифт:
Джек выбрал костюм черта, как наиболее подходящий, и, усевшись на осла, отправился в маскарад. Но когда он подъехал к церкви, к ней подкатила желтая карета с двумя лакеями в пестрых ливреях; лакеи отворили дверцу, а Джек, со свойственной ему учтивостью, поспешил предложить руку жирной старой даме, осыпанной бриллиантами, выходившей из кареты; леди взглянула и, увидев Джека, покрытого шерстью, с рогами и длинным хвостом, отчаянно завизжала и упала бы, если бы капитан Уильсон в полной форме, случившийся поблизости, не подхватил ее. Пока старуха благодарила своего спасителя, а капитан раскланивался, Джек поспешил стушеваться. Он вошел
Оставив маскарад, он накинул на себя пальто и отправился на поиски дальнейших приключений. Он прошел с полмили по дороге и увидел пышный дом в апельсинной роще. Он заметил открытое окно в освещенной комнате; взобрался на него, чуть-чуть отодвинул белую занавеску и заглянул в комнату. На постели лежал какой-то старик, очевидно умирающий, а подле него находились трое священников; один из них держал распятие, другой кадило, третий сидел за столом, на котором лежали бумага и перо и стояла чернильница. Джек, понимавший по-испански, прислушался к тому, что говорил один из священников:
— Ваши грехи громадны, сын мой, и я не могу дать вам отпущения, если вы не сделаете какого-нибудь пожертвования.
— Я, — отвечал умирающий, — завещал деньги на десять тысяч месс за спасение моей души.
— Пятисот тысяч месс недостаточно. Как вы нажили свое колоссальное богатство? Ростовщичеством и выжиманием бедных.
— Я завещал тысячу долларов для раздачи бедным в день моего погребения.
— Тысяча долларов пустяк — вы должны завещать все свое состояние святой церкви.
— А мои дети? — возразил умирающий слабым голосом.
— Что значат ваши дети в сравнении с вашим спасением? Не возражайте: или согласие, или я не только отказываю вам в последнем утешении, но и отлучаю…
— Пощадите, святой отец, пощадите! — простонал старик.
— Нет вам пощады, вы осуждены на веки веков. Аминь. Теперь слушайте: excommunicabo te…
— Стойте, стойте, готова ли бумага?
— Вот она, готова, вы объявляете недействительными все прежние завещания и завещаете святой церкви ваше состояние. Я вам прочту ее, так как Бог запрещает святой церкви принимать недобровольные дары.
— Я подпишу, — возразил умирающий, — но мое зрение слабеет, поторопитесь.
Священники приподняли его, и он с трудом подписал бумагу.
— А теперь дайте мне разрешение.
— Даю тебе разрешение, — сказал священник, приступая к таинству.
«Однако, чертовски гнусная плутня», — подумал Джек; затем он сбросил пальто, вскочил на подоконник, распахнул обеими руками занавеску и издал самое дьявольское ха-ха-ха-ха!
Священники оглянулись, увидели дьявола, выронили бумагу на стол и бросились ничком на пол.
— Exorciso te, — пробормотал один из них.
— Ха-ха-ха-ха! — отвечал Джек, вскочив в комнату, схватил бумагу и сжег ее на свечке. Затем он взглянул на старика: челюсть его отвисла, глаза закатились. Он умер. Джек еще раз издал ха-ха-ха-ха! Задул свечи, выскочил в окно, подобрал пальто и пустился улепетывать, как только ноги несли.
Он бежал, пока не выбился из сил, а затем остановился и присел отдохнуть подле дороги. Луна ярко светила, и Джек не знал, где он находится.
«Ну, на Минорке немного больших дорог, и я сумею добраться домой. Теперь посмотрим — я, кажется, совершил сегодня хороший поступок. Я помешал этим негодяям ограбить семью. Однако если священники найдут меня, что я буду делать? Мне нельзя будет больше показаться на берегу, они отдадут меня инквизиции. Но взойду-ка я на этот холм и попытаюсь ориентироваться».
Он поднялся на небольшой холм подле дороги и осмотрелся.
«Вон море, это его волны серебрятся при луне, — сказал Джек, — а порт Магон, должно быть, в той стороне. Но что там такое! — А, карета — желтая карета старухи с бриллиантами и с пестрыми лакеями».
Джек следил за нею, пока она катилась по дороге, мимо холма, как вдруг заметил несколько человек, которые бросились к ней и схватили лошадей под уздцы. Раздались выстрелы, кучер свалился с козел, лакеи упали с запяток. Грабители открыли дверцу и вытащили жирную старую даму с бриллиантами. Джек подумал, что хотя ему не справиться с таким количеством людей, но может быть удастся напугать их, как он уже напугал попов. Старуху только что вытащили из кареты и бросили на землю, точно узел белья, когда Джек, сбросив пальто и подойдя к обрыву над дорогой, взмахнул своим трезубцем и издал самое нечеловеческое: ха-ха-ха-ха! Разбойники оглянулись и, забыв о маскараде, завопили от ужаса; большинство ударилось бежать; остальные попадали на землю, оцепенев от ужаса. Джек спустился с холма, схватил старуху, которая лежала без чувств, и не без труда запихнул ее обратно в карету. Затем он захлопнул дверцу, вскочил на козлы и погнал лошадей своим трезубцем. Отъехав на некоторое расстояние, он решил, что лошади сами найдут дорогу домой, и перестал погонять их. Действительно, лошади немного погодя остановились перед большим загородным домом. Чтобы не испугать людей, Джек надел пальто и снял с себя маску и рога. На шум колес вышли слуги, которым Джек в немногих словах объяснил, что случилось. Один из них побежал в дом, откуда немедленно явилась молодая дама, а другие помогли выбраться из экипажа старухе, которая пришла в чувство, но была так напугана, что не смела пошевелиться.
Когда ее вынули из экипажа, Джек спустился с козел и вошел в дом. Он рассказал молодой даме, каким образом ему удалось напугать разбойников, собиравшихся ограбить старуху, и прибавил, что нужно послать за слугами, которые остались на месте происшествия убитыми или ранеными. Туда немедленно был послан вооруженный отряд. Затем Джек раскланялся и ушел, сообщив, что он английский офицер с фрегата, стоящего в гавани. Спустя полчаса он был в гостинице, где нашел своих друзей. Джек не счел благоразумным рассказывать о своих приключениях и сообщил только, что он предпринял прогулку за город, а затем улегся спать.
На следующее утро наш герой уложил вещи и расплатился по счету. Он только что исполнил эту тяжелую обязанность, когда ему доложили, что какой-то господин желает его видеть; спустя минуту вошел субъект не то духовного, не то полицейского звания, и попросил его написать ему имя того офицера, который был вчера в маскараде в костюме черта.
Джек взглянул на субъекта и вспомнил о попах и инквизиции.
«Нет, нет, — подумал он, — дудки: имя-то я напишу, но имя такого лица, которое будет вам не по зубам. С мичманом-то вы, пожалуй, справитесь, но никто из вас не посмеет пальцем тронуть капитана, командующего фрегатом Его Величества». Итак, Джек взял бумагу и изобразил на ней: «капитан первого ранга Генри Уильсон, командир фрегата Его Величества „Аврора“.