Мичман Тихоня
Шрифт:
— Это будет очень удобно для нас, доктор, — сказал мистер Изи.
— В таком случае я загляну к мистрисс Изи, а завтра буду у вас в десять часов. Покойной ночи.
— Покойной ночи, доктор.
Доктору нужно было еще подготовить мистрисс Изи. Он преувеличил ожоги ее мужа, преувеличил его гнев, и советовал ей ни в коем случае не противоречить ему, пока он не умиротворится. На следующий день он явился за мальчиком, и несмотря на оханья Сары, несмотря на слезы мистрисс Изи, которая не решилась протестовать, и на отчаянное сопротивление мистера Джонни, наш герой был усажен в карету доктора Миддльтона и препровожден в школу мистера Бонникестля. Водворение его в этом учреждении произошло без дальнейших осложнений,
ГЛАВА V
в которой Джек неудачно применяет на практике философию своего родителя
Несмотря на свою избалованность, Джонни, как мальчик сообразительный и смышленый, довольно быстро сориентировался в школе и приспособился к требованиям дисциплины; с товарищами у него также установились хорошие отношения благодаря его веселому и добродушному нраву.
Можно бы было подумать, что его отсутствие будет тяжело ощущаться в доме, но этого не было. Во-первых, доктор Миддльтон указал мистрисс Изи на то, что сечение школе не применяется, тогда как трепка, полученная Джонни от отца, без сомнения, повторилось бы не раз; а во-вторых, хотя мистрисс Изи воображала, что не переживет разлуки с сыном, но вскоре убедилась, что остается и в его отсутствие живехонькой, да чуть ли еще не счастливее, чем при нем. Ребенок, тем более балованный, всегда является источником беспокойства и тревоги, и после отправки Джонни в школу мистрисс Изи стала чувствовать себя гораздо спокойнее и свободнее, что более соответствовало ее наклонностям. Понемногу она отвыкла от него и стала довольствоваться случайными свиданиями и сообщениями доктора Миддльтона, так что под конец совершенно примирилась с тем, что он остается в школе и является домой только по воскресеньям да на каникулы. Джон Изи хорошо учился; способности у него были недурные, и мистер Изи при свиданиях с доктором Миддльтоном потирал руки, говоря:
— Пусть побудет у них еще годика два, а там я сам завершу его образование.
Каждые каникулы он старался внедрять свою философию в голову сына, который, хотя и относился к ней без особенного внимания, однако не выказывал и отвращения к философическим словопрениям. Напротив, привычку «аргументировать» он воспринял от мистера Изи и усвоил ее в такой степени, что мог заговорить даже своего родителя.
Ничто не доставляло мистеру Изи такого удовольствия, как эта речистость сына.
— Верно, сынок! Оспаривай этот пункт, Джек, — оспаривай этот пункт, мальчик! — приговаривал он, когда Джек спорил с матерью; и потирая руки, обращался к доктору Миддльтону, замечая: — Поверьте мне, из Джека выйдет великий человек.
Затем он давал Джеку гинею, и тот убеждался, что философия имеет свои достоинства. В школе он избегал вступать в прения с учителями и директором, так как убедился, что результат редко оказывается благоприятным для него; но охотно заводил дебаты с товарищами; дебаты кончались обыкновенно дракой, в которой Джек умел постоять за себя, не сохраняя, однако, злобного чувства если трепка доставалась на его долю.
Так воспитывался он до шестнадцати лет. В этом возрасте Джек был довольно красивый и стройный малый несколько легкомысленный, веселый и добродушный. Великие принципы равенства прав человека, имущественного уравнения — в те времена зачатки социалистического учения только что проявились — он усвоил от своего отца в такой же сумбурной и бестолковой форме какую они приняли в голове философа. Ему и в голову не приходило, что практическое осуществление этих принципов представляет общественную задачу, которая может быть решена только посредством общественной работы. Идея прав человека соответствовала его характеру, добродушному и возмущавшемуся угнетением и несправедливостью. Практическое ее применение выражалось в
В одно прекрасное утро Джек заметил за изгородью какого-то сада большую яблоню со множеством соблазнительных плодов и, недолго думая, перемахнул через изгородь, взобрался на дерево, выбрал яблоко получше и принялся есть.
— Эй, сэр, что вы там делаете? — раздался грубый голос.
Джек взглянул на коренастого субъекта в серой куртке и коричневом жилете, стоявшего под деревом.
— Разве вы не видите, что делаю, — отвечал Джек, — ем яблоки, хотите, брошу и вам?
— Покорнейше вас благодарю, вы так свободно угощаете ими других и себя самого, как будто они ваша собственность.
— Ничуть не более моя собственность, чем ваша, добрейший.
— Ну, это больше похоже на правду, но все же не совсем правда; эти яблоки мои, и я вас прошу спуститься с дерева как можно скорее. Когда вы будете внизу, мы сведем счеты и, — прибавил субъект, тряхнув дубинкой, — я рассчитаюсь с вами.
Джеку не особенно понравился этот оборот дела.
— Добрейший мой, — сказал он, — с вашей стороны чистый предрассудок воображать, будто эти яблоки не даны, как и все остальные плоды, в пользование всем нам; они общее достояние, поверьте мне.
— Это как посмотреть, любезный, у меня свой взгляд.
— Вы найдете это в Библии.
— Никогда не находил, хоть и читал ее от доски до доски.
— В таком случае, — сказал Джек, — сходите домой и принесите Библию, я покажу вам.
— Подозреваю, что вы не станете дожидаться, пока я вернусь. Нет, нет; у меня пропала куча яблок, и мне давно хотелось поймать вора; и теперь, когда я поймал-таки одного, я постараюсь, чтобы он не ушел без яблочного соуса. Итак, слезайте, юный воришка, слезайте-ка вниз — или вам же будет хуже.
— Благодарю вас, — сказал Джек, — но мне и здесь хорошо. С вашего позволения, я буду обсуждать этот пункт, оставаясь здесь.
— Мне некогда обсуждать этот пункт, любезнейший, у меня дела по горло, но не думайте, что я вас выпущу. Если вы не хотите спуститься, оставайтесь на дереве, но я ручаюсь вам, что вы будете сидеть там, пока я не кончу работы.
— Что поделаешь с человеком, который не хочет слушать аргументов, — подумал Джек. — Вот люди! Но он не найдет меня, когда вернется с работы, за это ручаюсь.
Но Джек ошибался. Фермер отошел к изгороди, кликнул какого-то мальчишку и отдал ему приказание, после чего тот побежал на ферму. Минуту или две спустя показался огромный бульдог, бежавший через сад к своему хозяину.
— Заметь его, Цезарь, — сказал хозяин бульдогу, указывая на Джека. — Заметь его.
Бульдог уселся на траву, поднял голову, уставился на Джека и показал двойной ряд зубов, которые разом выгнали всю философию из головы нашего героя.
— Я не могу ждать, но Цезарь может, и я дружески предупреждаю вас, что если вы попадетесь ему в зубы, он разнесет вас на клочки. После работы я вернусь.