Миф о вечной любви
Шрифт:
– А зачем? – Андрей заходил по комнате с кружкой кофе. – Бесполезно было оправдываться. Рудольф… из тех людей, которые не любят разбираться. Ну, выяснил бы, и что? Уволил бы и того, кто настучал, и того, кто доказал свою невиновность. В какой-то момент я понял, что дошел до точки, когда работодателя не выносят. Поэтому вел себя соответственно, ведь он все равно испортил бы мне репутацию, так что же, уйти и не сказать пару ласковых?
Хорошая квартирка, удобная. Крайний вспомнил свою молодость – вот жили… по коммуналкам, по частным домам, без газа и водопровода, но не тужили. И работа была в радость. И в позе «чего
– Ну, да, да, я собрался уехать, а что, нельзя? Мне нужно устраиваться на работу, а разгружать вагоны или улицу мести я, извините, не хочу. Полагаю, я способен на большее… Скажите честно, вы меня подозреваете?
– Нет.
Андрей не удовлетворился ответом, подозрительно сощурился, показывая всем своим видом: баки заливаешь, старик, хочешь меня подловить. И сам с дерзостью юноши напомнил:
– Но ведь у меня мотив.
Непроницаемый Юрий Петрович уставился на него, затянув пугающую Андрея паузу, во время которой с сожалением думал, что нынешним молодым парням не хватает мужественности.
– Повторяю, – сказал он, – вас не подозреваю. А Борис?
– В смысле? – непроизвольно вытирая рукавом халата лоб (время-то утреннее, одеться не успел), произнес Андрей с некоторым облегчением. – Мог ли он убить Ию и Рудольфа, да?
– Именно.
– Мне трудно судить. Я же с ним… вы сами видели. Борис врезался в Ию как дурак, честное слово. Да, красива. Богиня из глянцевого журнала. Но если разобраться, божественного в ней – как во мне женственности. Она же легла под Рудольфа не только в прямом смысле, в переносном тоже. Делал он подлость, Ия помалкивала. Потакала ему много…
– Я не о любовных отношениях патрона с ней спросил, они мне ясны, – перебил Крайний. – Я спросил о Борисе.
Андрей опустил взгляд в кружку, болтал ею, будто остужая, и, выпятив нижнюю губу, раскачивался. Может, это помогает ему думать?
– Нет, наверное, – пожал он плечами, а потом раздраженно бросил: – Не знаю! Я могу ручаться лишь за себя.
Ну, хоть не перевел стрелки на коллегу, дабы себя выгородить. К изумлению Андрея (он все же до конца не верил следователю), Юрий Петрович распрощался с ним, пробыв совсем недолго.
А чего здесь торчать? Едва Андрей, только поднявшийся с постели, открыл дверь квартиры, Крайний разочаровался: не он. Убил высокий и сильный мужчина, ни Варгузов, ни Андрей не обладали ни ростом, ни достаточной силой. Опять-таки у Глеба Нефедова все параметры убийцы налицо: он рослый, да и достаточно силен, чтобы завалить даже голыми руками.
Водить он любил, особенно когда в автомобиле находился один, спешить не спешил, скорости общего потока придерживался. Остановившись на светофоре, Юрий Петрович наслаждался короткой передышкой (возраст уже тот, когда каждая минута жизни доставляет радость), как вдруг сзади нервно засигналили. Его поторапливали, а светофор даже не мигнул.
Не терпелось парням в крутой иномарке вырваться вперед, и, только вспыхнул красный, иномарка опередила Крайнего… Пока он копался, авто с парнями притормозило, в окне показалась сытая будка:
– Старикан, че ты тут ползаешь? Сидел бы дома.
И – вжик! Авто вырвалось вперед, Крайний не успел выехать на перекресток, как вдруг – бабах! Удар железа, звон разбитых стекол… Машина с парнями врезалась в другую иномарку на повороте.
– Ничего, – проворчал Юрий Петрович, проезжая мимо аварии, – я вас, лихих пацанов, много видал. Попадешь ты ко мне, а ты попадешь, я тебе покажу «старикан» и «дома сиди»…
Столько дней прошло, а мотива Юрий Петрович так и не нащупал, пока убийство Хоруженко и Трипольской тянет на безмотивное. У Нефедова есть слабенький мотивишко, не вписывающийся в адское преступление, зато против этой версии у Юрия Петровича растет стопка аргументов. В сложных случаях ему помогала интуиция, а тут и она словно умерла.
– Опять? С утра! – прокряхтел он, паркуясь у прокуратуры.
Санька сидела на каменном выступе ограды, прислонившись боком к кованым прутьям, и дремала. Юрий Петрович поставил машину на сигнализацию, подошел к девушке, но она не услышала, он присел рядом. Присмотрелся, а девчонка-то славная, вон губешки торчат – не силиконовые ли? Хотя у этой денег на силикон нет, значит, и грудь, и попка, и губы настоящие. Поспела девка, сладкая, как малина, ей бы в мужских объятиях нежиться, тренироваться делать детей, наслаждаться любовью. А то ведь не успеет оглянуться, надышаться на этом свете, как тот свет окажется ближе некуда. Но дуреха тезисами прокуратуру закидала, небось всю ночь строчила, теперь отсыпается.
Он кашлянул. Негромко, чтоб не испугать, Санька вздрогнула, распахнула глаза, увидела сидящего рядом Крайнего и подтянулась, поправила волосы, проговорив:
– Здравствуйте, а я к вам.
– Хм, я догадался, что ко мне. Давай сюда тезисы.
– Тезисы? – не поняла она спросонок. – А, я сегодня без них.
– А что так? Некогда было составить? Чем же ты занималась?
– Автобус ремонтировала. (Ну и дура, про себя подумал Крайний.) У меня важная информация… очень важная. У Ии была подруга…
Если до этого Крайний сидел со скучающей миной, то, услышав «была подруга», он повернулся всем корпусом к девушке, заинтересованно спросив:
– Была подруга? А где она сейчас?
– В том-то и дело, что была! Ее убили. И представьте себе, убили недавно, кажется, восьмого сентября, но это не все.
– Ну-ка, внучка, пошли ко мне, я тебя чаем напою.
Санька взяла сумочку, забросила ремешок на плечо и с готовностью посмотрела на Крайнего, вызвав у того улыбку. Ему хорошо знакома страстная решительность, которая отпечаталась на лице девушки, да скажи он ей – иди вместо Глеба на нары, посиди, пока мы разбираться будем, она подменит его, не задумываясь. Женщин подобного склада отличает самоотдача во всем – хоть в быту, хоть на работе, хоть в постели. В молодости он о-ой как изучил женскую натуру!
– Тебя как звать? – спросил Юрий Петрович по дороге.
– Санька… Дед так называет. Я Александра… Ну, Саша.
– Забавная ты, Сашка. Конфеты любишь?
– Ну так…
– А у меня их нет, зато есть пряники. К чаю.
Дина приехала по просьбе Лели, которая боялась оставить Олесю одну, у добровольной «опекунши» важнейшая встреча могла сорваться. Из такси Дина вышла, только когда подруга оплатила таксисту проезд, раньше, когда ее просили срочно приехать, она стеснялась сказать, мол, не по карману роскошь, а сейчас – запросто.