Мифология «голодомора»
Шрифт:
Да, как это ни печально, многие ученые судят об экономической реальности по бульварной прессе, увы…
Давайте, не углубляясь в теоретические дебри (а желательно и вовсе обойдя теоретическую экономику с ее «чаяновскими традициями» десятой дорогой), посмотрим исключительно на практике, «на пальцах»: что представляло собой российское сельское хозяйство?
Глава 6
Погружение во тьму
«Крестьяне пашут, сеют, жнут, как пахали, сеяли, жали сто лет тому назад. Паренина везде существует, треть пахотной земли ежегодно остается бесплодной, жатва вообще едва ли приносит четыре зерна вместо 15 и 20 при усовершенствованном хозяйстве; да и сии скудные зерна суть обыкновенно рожь, овес, греча, малоценные и более истощающие землю, нежели уплождающие оную».
Вот угадайте, когда это сказано? Сразу и не определишь. XVIII век? Подходит! Уже тогда некоторые западные усовершенствованные хозяйства получали урожай если не 15 и 20, то 10–15 зерен на одно посеянное, да ещё процентов 25 кинем на естественное хвастовство. Мало было таких хозяйств — однако были!
XIX век? Подходит! На Западе к тому времени вовсю бушевала промышленная революция, захватывавшая и аграрный сектор. Бедные хозяйства разорялись (о том, что сталось с людьми, лучше и не упоминать), но богатые давали почти такие показатели. А в России — все те же трехполье, лошадь, соха, серп и руки…
XX век? Опять же подходит! Интенсивные хозяйства Запада стали еще интенсивнее, а в России что? Лошадь, соха, серп, борона, трехполье…
Ладно, вот разгадка: сие начертал председатель Вольного экономического общества Н. С. Мордвинов в письме Николаю Первому 29 сентября 1833 года. Ровно то же самое могли написать и за сто лет до того, и через 90 лет… Впрочем, соха, деревянная борона, коса и серп упоминаются еще в школьном учебнике пятого класса в рассказах о Киевской Руси, а времена, когда трехполье являлось передовой технологией, давно ушли за исторический горизонт.
Что же произошло? Почему во времена Киевской Руси и Московского царства русский народ был вполне «на уровне» по технологиям, голодал не чаще прочих, несмотря на климат — и вдруг словно провалился в какое-то безвременье, остановившись в своем развитии?
Становление рабства в России
Нелепо сравнивать разные цивилизации. Во всех европейских странах во втором тысячелетии существовало и развивалось сословное общество. Во всех странах было крепостное право. Однако одни шли вперед если и не семимильными шагами, то достаточно быстро, другие отставали, но ползли, а Россия зависла в каком-то вакууме. О чем говорить, если в русском аграрном секторе Польша считалась передовой! Нет, возможно, где-нибудь на Алтае или в Сибири урожаи бывали и выше, но до строительства железных дорог их урожаи никак Центральной России не касались: за морем телушка, может, и полушка — но месяц гужевым транспортом… тут рублем за перевоз не обойдешься, как бы не в червонец встало.
Наверное, основными факторами, подтолкнувшими вперед европейское сельское хозяйство, были все же малоземелье и промышленное развитие. Влияло ли крепостное право? Трудно сказать. В Англии его начали ломать еще в XV веке, в Дании — в конце XVIII, а в Германии — во время наполеоновских войн. Тем не менее, все три государства к началу XX века являлись в аграрном отношении передовыми. Климат? Да, и климат тоже, но, как показал XX век, климат давал изменение урожайности на 25 %, но не в четыре-шесть раз, как было в русской реальности.
И вот мы снова возвращаемся к нелюбимому историей, но основному в ней вопросу мотивации. Чтобы хозяйство развивалось, мало иметь или не иметь объективные условия. Надо, чтобы это было кому-нибудь нужно. Впрочем, объективные условия тоже должны быть. Если страна не производит свои жнейки и молотилки, а цена импортной техники приближается к цене имения, то ясно, что жать будут серпами, а молотить цепами. Однако отсутствие поперечной вспашки имело уже совсем другую причину, трехполье — третью, слабость крестьянского скота — четвертую…
Но все равно: для развития любого хозяйства оно должно быть хотя бы кому-то нужным. В России же отсутствовал класс (прослойка, сословие — называйте как угодно) сельских хозяев, то есть людей, которые одновременно и ведут хозяйство, и получают прибыль.
Причина такого прискорбного положения была в том, что начиная с середины XVII века Россия, до того бывшая в социальном плане передовой страной, пошла по пути социальной деградации — следствием которой стала деградация полномасштабная и всесторонняя.
До времен Алексея Михайловича российская государственная система являлась если и жесткой, то хотя бы гармоничной. Крестьяне были прикреплены к земле, бояре и дворяне — к «государевой» службе, царь — к державе. Иван Грозный сильно потеснил аристократию — одних казнил, других вынудил служить под страхом лишения вотчин — и с тех пор большая часть «государевых людей» получала землю с крестьянами не в собственность, а в кормление за службу. Крестьянам это было если и не радостно, то хотя бы понятно. Отдельные свободолюбивые личности, конечно, бегали в леса и степи, но в целом чувства несправедливости у людей не возникало: каждый поставлен Богом на своем месте, на нем и служит, а если барин злой, то сие не правило, а эксцесс, на который можно пожалиться царю-батюшке.
В начале XVII века царский род Рюриковичей пресекся, и на российский престол начали один за другим залезать бояре: Годунов, Шуйский, Романов… Романовы укрепились, вместе с ними укрепились бояре и поспешавшие вслед за ними к пирогу дворяне, и начали ломать в свою пользу прежнюю систему.
Постепенно закреплялось право собственности на поместья, которые раньше давались либо на срок службы, либо в качестве пенсии. Они стали передаваться по наследству, пока в начале XVIII века не перешли в собственность помещиков.
Со времен царя Алексея Михайловича один за другим стали появляться и указы, позволяющие помещику распоряжаться крестьянами отдельно от земли. В 1647 году они получили право продавать крепостных в рекруты, в 1760 году — ссылать своей волей в Сибирь, в 1765 году — на каторжные работы. В 1767 году вышел указ, запрещающий крестьянам подавать жалобы на своих помещиков лично императору. Всем можно, а крестьянам нельзя — начиная с этого момента они стали в России людьми более низкого сорта, чем прочие подданные.