Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона
Шрифт:
«Темное Пламя Удуна»
Как мы убедились, из всех сторон света в мире Средиземья наиболее слабо выделен юг. Так что нас не должно удивлять, что скандинавские мотивы, связанные с Муспеллем, полностью лишены привязки к направлению. В остальном же цитатность по отношению к «Эдде» достаточно велика.
Об огненных великанах Муспелля известно немногое. Во-первых, это Сурт, чье имя означает «Черный», он вооружен пылающим мечом, и именно он сожжет весь мир во время Гибели Богов. Во-вторых, упомянуты некие «сыны Муспелля», которые тогда же поскачут по Биврёсту — радужному мосту, соединяющему Асгард
Все это легко узнается в образе балрога. Он вооружен огненным мечом, его тело охвачено багровым пламенем. Имя «Сурт» Толкин не использует (слово «балрог» означает «могучий демон»), но в образ чудовища тема черноты включена: «За его спиной словно распахнулись два крыла тьмы». К сожалению, в фильме Джексона этот момент был искажен, балрог превратился в стандартного голливудского монстра с крыльями летучей мыши. В то время как у Толкина крылья балрога — скорее метафора: «Тьма в его крылах загустела и протянулась от стены до стены»[15].
Великан Сурт с пылающим мечом. Иллюстрация из книги Нильса Бахе «История Дании, Норвегии и Швеции». 1867 г.
Bache, Niels. Danmarks, Norges og Sverigs Historie, populaert fremstillet efter de bedste trykte Kilder. Kj?benhavn, 1867
Наконец, бой с ним происходит на мосту, и, хотя мост рушит Гэндальф, но раскалывается мост именно под ногами балрога. Это очевидная цитата из «Младшей Эдды», обрушение моста Биврёст.
Любопытно обходится Толкин и с масштабным образом вселенского пожара, который несет Сурт. Несмотря на то, что бой с балрогом — это лишь локальная схватка со сравнительно небольшим числом участников, исключительную значимость ей придают слова Гэндальфа о Тайном Пламени, Огне Анора и Темном Пламени Удуна. Мы не будем пытаться толковать здесь эти термины, но само их введение в текст романа как категорий космического порядка придает поединку несравнимо больший масштаб.
И наконец, согласно «Эдде», после уничтожения мира в огне Гибели Богов мир возродится, и это будет царство доброты. Этот мотив, пусть и не столь глобально, также представлен в романе: гибель Гэндальфа в бою с балрогом и последующее возрождение как Гэндальфа Белого.
Если во «Властелине колец» балрог один, он уцелевшее до поры порождение древнего мира, то в «Сильмариллионе» балроги — это группа персонажей. Кроме того, вводится тема борьбы двух огней (балроги поражают Феанора, чье имя означает «Пламенный Дух»). Возвращается Толкин и к гибели мира в огне — во время Войны Гнева, уничтожившей Белерианд.
Но все это не заслуживало бы тщательного разбора, если бы не одна деталь. Во «Властелине» оружие балрога описано так: «В правой руке пришелец сжимал меч, похожий на язык пламени, в левой — бич со многими хвостами»[16]. Меч балрога раскалывается от удара о меч Гэндальфа, а бич здесь — необходимый элемент сюжета, поскольку именно бичом рухнувший в бездну балрог захлестывает ноги Гэндальфа, увлекая его за собой.
В «Сильмариллионе» оружие балрогов принципиально меняется: «…Сердца их были из пламени, но обличье — тьма, и ужас несли они с собою: у них были огненные бичи. Позже в Средиземье их звали балрогами»[17]. Как видим, Толкин отказывается от избыточного оружия демона из «Властелина» и при этом усиливает тему огня, заменяя меч на бич, то есть визуальное воплощение протуберанцев пламени. (Обратим внимание, что во «Властелине» бич еще не огненный.)
Есть и еще одно объяснение того, почему писатель предпочел избежать образа огненного меча.
Архангел
Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Возможно, это стремление было обусловлено тем, что огненный меч — одно из христианских представлений: атрибут архангела Михаила и ангела в Эдеме, препятствовавшего изгнанным Адаму и Еве вернуться в рай. Ангельский атрибут у порождения Врага — конечно, это недопустимо для христианина. При этом Толкин еще во «Властелине» использовал образ огненного меча и в благом аспекте: в сцене боя с балрогом меч Гэндальфа «холодный и белый, сиял в правой руке мага». Едва ли это просто художественный прием — именно на фоне библейских коннотаций.
Дагор Браголлах.
В этом контексте представляется неслучайным, что в «Сильмариллионе» в уже упомянутом поединке Финголфина и Моргота меч эльфийского короля описан так: «выхватил свой меч, льдисто сверкавший Рингиль». Подчеркнем, что, в отличие от «Властелина», «Сильмариллион» крайне скуп на описания, и меч, сияющий в буквальном смысле, там больше не встречается. Еще одна метафора огненных мечей относится к сыну Финголфина — Фингону, ставшему верховным королем после гибели отца. Речь идет о Битве Бессчетных Слез, где натиск воинства Фингона был так велик, что им едва не удалось разгромить войска Моргота: «Сверканье обнаженных мечей нолдор подобно было пламени, объявшему тростник». Здесь это именно метафора, в отличие от меча Финголфина и меча Гэндальфа (кстати, его меч ранее принадлежал второму сыну Финголфина, Тургону, владыке Гондолина, о чем сообщается еще в «Хоббите»).
Итак, обзор пространственной символики «Властелина колец» и «Сильмариллиона» показывает нам, что Толкин не просто использует отдельные элементы мифов и сказаний (как было в «Хоббите»), но заимствует самую суть, самую основу семиотической структуры. Причем он берет у скандинавов только те аспекты космологии, которые связаны с образом Врага.
Это неслучайно, в чем мы убедимся при дальнейшем анализе.
Северное мужество
Для мировоззрения славянина (и в частности, русского читателя) очевиден тот факт, что бой ведется ради победы. Вот почему нам очень трудно понять психологию германских народов, для которых победа не главная цель битвы, а иногда и не цель вовсе.
Выдающийся отечественный ученый Арон Яковлевич Гуревич писал: «Смерть фигурирует в героической поэзии германцев не как некое меланхолическое memento mori, напоминание о бренности мира, о преходящем характере всего земного. Смерть — момент, когда герой переходит в мир славы, ибо только со смертью он достигает завершенности и только слава останется после него. Но в этом “только” — все: слава — главная ценность в героической этике»40. Анализируя далее «Гренландскую песнь об Атли» из «Старшей Эдды», он показывает, как скандинавский герой сознательно едет на верную гибель именно потому, что его кончина будет неслыханной, ужасной — и слава о нем будет жить в веках; более того, брат требует мучительной казни для брата, давая тому возможность проявить максимальную силу духа и обрести немеркнущую славу. Как подчеркивал Гуревич, герой, устремляясь на смерть, вопреки предостережениям и здравому смыслу, поступает «как должно владыке», проявляя достойное конунга презрение к смерти.