Мифриловый крест
Шрифт:
Второй красный брат, судя по всему, отделался легким сотрясением мозга. Когда я зашел в комнату, где меня допрашивали, этот тип стрельнул глазами в сторону валяющейся на полу дубинки, но благоразумно решил не лезть на рожон. И правильно сделал.
– Ну что, оклемался, болезный?
– спросил я.
– Оклемался, - мрачно проговорил болезный.
– Как зовут-то тебя?
– Степаном.
– А меня - Сергеем. Будем знакомы, стало быть.
На лице Степан явственно читалось, что новому знакомству он совершенно не рад. Я его понимаю.
– Скажи
– Нешто сам не знаешь?
– удивился Степан.
– Не знаю.
– Матросская тишина это.
– Надо же!
– удивился я.
– А я думал, Донской монастырь.
Степан посмотрел на меня, как на идиота.
– А вот еще что, - спросил я, - почему у вас, монахов, у всех рясы разноцветные? У тебя с товарищем рясы красные, у пацана, что на часах стоит - коричневая, у этого, - я показал на раздетый труп, - серая была?
– Коричневая раса - послушник или чернец, стало быть, - Степан говорил с крайне удивленным выражением, видимо, он объяснял мне азы, известные здесь каждому ребенку, - черная - монах-воин, серая - монах-келейник, фиолетовая - меч господень.
– А красная?
– Красная - плеть господня.
– Палач, что ли? И много вас тут таких плетей?
– Да почитай, что вся обслуга тюремная.
– А серые - это следователи?
– Следователи носят серое или черное.
– Понятно…
Второй палач резко сел и его обильно вытошнило.
– Надо бы его вытащить отсюда, да к врачу, - сказал я, - жалко человека.
– Разве ты умеешь решетку поднимать?
– Нет. А ты?
– Кто бы мне слово доверил… Нет, не вытащить нам его. Да и зачем? Все одно не жилец.
– А если волшебством там или молитвой…
– Кто же ради него бога просить станет? Нет, Андрюшка теперь не жилец, ты его славно приложил.
– А что мне делать оставалось?
– Не дергаться. Ты уж извини, добрый человек, но ты тоже уже не жилец. Знаешь, что за убийство келейника бывает?
– Видел уже. Всю деревню вырезают.
– Вот именно. Ты бы лучше поясок от рясы взял бы да и повесился бы. Чего тебе терять, душа все равно загублена, а так родных спасешь.
– До моих родных им не добраться.
– Зря ты так говоришь. Устроят тебе зеленый лист - сам все и расскажешь. Только не будет тебе зеленого листа, для тебя и дыбы хватит, ты уж поверь мне.
– Добрый ты.
– Какой есть.
В конечном итоге мы со Степаном подтащили Андрюшку к решетке, что вызвало у Семки очередной приступ ужаса, но уже не столь впечатляющий. Привыкает парень. Я привалился к стене, палачи разместились напротив и мы принялись беседовать о всякой всячине, коротая время. Вначале я пытался что-нибудь выяснить о том, что представляет собой эта тюрьма и как отсюда выбраться, но палачи отвечали неохотно, да и сам я быстро уразумел, что выбраться отсюда можно только чудом. Интересно, почему мне совсем не страшно? Крест?
Ага, подтвердил крест, я дал твоему страху пройти сквозь тебя. Зачем тебе страх?
"И то верно", - подумал я, - "Зачем мне страх?" И рассказал палачам анекдот про влюбленную парочку, высококультурную маму девочки и вареный фаллоимитатор. История понравилась и повлекла за собой дискуссию о месте и роли фаллоимитаторов в жизни общества, и когда на лестнице зазвучали шаги, все, кроме несчастного Андрюшки, пребывали в замечательном расположении духа.
14.
На этот раз по мою душу явилась целая делегация аж из семи человек. Возглавлял ее неизвестный мне щуплый седобородый монах в черной рясе и с высоким клобуком на голове. Я уже знал, что такой клобук - признак высокого чина, вроде лампасов. Несмотря на астеническое телосложение, двигался монах удивительно плавно, он сразу напомнил мне Усмана и я подумал… много чего я подумал, целый хоровод неоформленных мыслей прокрутился в моей голове, но сейчас не время думать, потому что сейчас решится моя судьба.
Черного монаха сопровождали двое предыдущих посетителей, а также целых четыре меча господних в фиолетовых рясах. Судя по тому, как Степан с Семкой вытаращили глаза при виде этой картины, ко мне начали относиться серьезно.
Дальняя решетка подпрыгнула и взлетела вверх, как будто под ней взорвали маленький пороховой заряд. Монах в черном шагнул в освещенное пространство, Семка мгновенно вытянулся в струнку, сложил руки по швам и начал рапортовать:
– Владыка! За время моего дежурства случились следующие происшествия. По приказу и в сопровождении отца Афанасия из следственного отдела брат Андрей и брат Степан, - он указал на палачей, которые тоже стояли по стойке смирно, точнее, брат Степан стоял, а брат Андрей пытался, - доставили в камеру для допросов вот этого чернокнижника. Потом отец Афанасий позвал братьев, был слышен шум драки, а потом сюда вышел чернокнижник в рясе отца Афанасия. Я поднял тревогу и сюда явились отец Амвросий и отец Авраам…
– Я докладывал дальнейшее, - перебил Семку отец Амвросий.
– Ничего-ничего, - отмахнулся владыка, - я послушаю еще раз. Продолжай, отрок.
– Отец Амвросий и отец Авраам, стало быть, - продолжил отрок, - так вот, они явились и хотели сомлеть чернокнижника, и он вроде как сомлел, но отец Авраам сказал, что он притворяется. И тогда они ушли. А чернокнижник встал, и получилось, что он и вправду притворялся. А потом он ушел и вернулся с братьями, сидел здесь и рассказывал похабные байки.
– Что с Афанасием?
– спросил владыка.
Семка перевел взгляд на Степана и тот ответил:
– Убит. Кулаком в нос.
Владыка задумчиво посмотрел на меня.
– А ты, чернокнижник, силен драться, - сказал он.
– Я не чернокнижник, - возразил я.
– А кто же ты? Может, у тебя духовное звание есть?
– Нет.
– Может, ты и словом не владеешь?
– Не владею.
– Может, и клятву принесешь?
– Может, и принесу.
– Принеси.
Я глубоко вздохнул и размеренно проговорил: