Мифы экономики. Заблуждения и стереотипы, которые распространяют СМИ и политики
Шрифт:
Для России важна не столько внешняя, сколько внутренняя, межрегиональная миграция. И в период экономического роста, и во время кризиса безработица в крупных городах всегда гораздо ниже средней по стране. По разным оценкам, в российских регионах есть резерв 2–3 млн человек, которые ищут, но не могут найти работу – и которые нашли бы ее, переехав в более благополучные регионы.
Не менее важно, что внутренняя миграция позволит решить одну из ключевых задач, поставленных перед правительством, – сгладить существенные межрегиональные различия в уровне и качестве жизни.
В ставшей уже классической работе американские экономисты Оливье Бланшар и Ларри Кац [55] рассмотрели послевоенные циклы деловой активности в отдельных штатах и показали, как устроено сглаживание региональных различий. Как и регионы в других странах, американские штаты время от времени проходят через серьезные рецессии. Например, в 1987 г. безработица в штате Массачусетс была на три процентных пункта ниже средней по США, а всего через четыре года
55
Blanchard O., Katz L. Regional Evolutions // Brookings Papers on Economic Activity, 1992(1), 1–75.
В Европе дела обстоят совсем не так. В 1995 г. Йорг Декрессен и Антонио Фатас воспроизвели расчеты Бланшара и Каца для европейских стран [56] . Для обеспечения сопоставимости авторы выделили 51 регион в 15 странах Евросоюза, так что количество, размер регионов и даже амплитуда региональных циклов деловой активности были похожи на американские показатели. Оказалось, что в Европе мобильность населения гораздо ниже (как между странами, так и внутри стран). Поэтому спад региональной экономики преодолевается, во-первых, за счет других механизмов, а во-вторых, не полностью, в результате каждая рецессия оставляет после себя долгосрочные последствия. Вместо миграции рабочие вытесняются из экономически активного населения: женщины уходят с рынка труда и становятся домохозяйками, а работники старшего возраста «выталкиваются» на преждевременную пенсию.
56
Decressin J., Fatas A. Regional Labor Market Dynamics in Europe // European Economic Review, 1995, Vol. 38 (December), 1627–1655.
Другие исследователи отмечают, что различия между Европой и США объясняются в первую очередь зарегулированностью рынка труда и высокой степенью социальной защиты в странах Евросоюза.
В какой степени опыт развитых стран применим к переходным экономикам и в частности к России? В 2004 г. появились две работы, в которых анализ по методу Бланшара и Каца проводился для посткоммунистических стран. В первом исследовании экономисты ЕБРР Фабиан Борнхорст и Саймон Коммандер рассмотрели экономики отдельных регионов в нескольких странах (Чехия, Венгрия, Польша, Болгария, Румыния и Россия) [57] . Во втором – экономисты МВФ Гухун Квон и Антонио Спилимберго ограничились анализом только российских регионов [58] . К их результатам стоит относиться осторожно: временные ряды в странах с переходной экономикой гораздо короче, а качество данных – ниже, чем в развитых странах. Тем не менее выводы вполне соответствуют общепринятым представлениям о нашей экономике. Основной отличительной чертой России является сам уровень региональных различий. Он существенно превышает и европейский, и американский, и тенденции к сближению пока не наблюдается. В остальном механизм реакции на региональный спад в переходных экономиках больше похож на европейский: миграция находится на низком уровне, зарплата почти не меняется, а работники просто уходят из экономически активного населения. При этом российский рынок труда – наименее динамичный из всех восточноевропейских. Впрочем, Квон и Спилимберго указывают еще на одну проблему: если в Европе государственные расходы в депрессивных регионах увеличиваются, чтобы сгладить негативные эффекты спада, в России расходы регионов во время рецессии, наоборот, сокращаются. В результате региональный спад становится еще более болезненным для населения.
57
Bornhorst F., Commander S. Regional Unemployment and its Persistence in Transition Countries // Economics of Transition, 2006, 14(2), 269–288.
58
Kwon G., Spilimbergo A. Regional Volatility in Emerging Countries – The Case of Russia // Economics of Transition, 2009, 17(1), 97–119.
Итак, межрегиональная мобильность населения могла бы помочь преодолеть межрегиональные различия в России. Почему же этого не происходит? Самым исчерпывающим определением для нынешней российской экономики является, пожалуй, «индустриальный феодализм». Этот термин придумали – по-видимому, независимо друг от друга – известная российская журналистка Юлия Латынина и американский экономист Ричард Эриксон.
Феодальная власть по определению основана на прикреплении к доменам. Как же происходит прикрепление к территории в индустриализованной экономике, где рабство и крепостное право запрещены законом? Многие предполагают, что все дело в административных и психологических барьерах. Впрочем, на фоне коррупции административные барьеры автоматически превращаются в экономические, то есть стоимость переезда обычно увеличивается всего лишь на сумму не очень большой взятки. Ссылка на «советский
Объяснение низкой мобильности следует искать скорее в экономической сфере. В 2004 г. опубликованы работы российских экономистов Юрия Андриенко и Сергея Гуриева, словацкого экономиста Яна Фидрмука, а также американского социолога Теда Гербера [59] , посвященные причинам низкой географической мобильности в России. Оказалось, что россияне, как и следовало ожидать, действительно стремятся переехать из регионов с высоким уровнем безработицы, плохими общественными благами и низкими доходами туда, где эти проблемы решены. Однако – и это особенно существенно для самых депрессивных регионов – они не всегда могут найти деньги на переезд. Неразвитый рынок жилья и недоступность кредитов делают переезд невозможным как раз для самых уязвимых слоев населения из самых бедных областей и республик. Они попадают в своего рода «ловушку бедности», когда все так плохо, что надо уезжать, но ехать не на что. Поэтому нередки случаи, когда зарплаты и уровни безработицы даже в соседних регионах отличаются на десятки процентов и даже в разы. Скорее всего, мешают и административные ограничения миграции, преодоление которых требует еще больших средств. Эти искусственные барьеры настолько высоки, что – согласно нашим с Юрием Андриенко расчетам – в «ловушке бедности» оказались около трети российских регионов, в которых проживает почти 30 % населения России.
59
Andrienko Y., Guriev S. Determinants of Interregional Labor Mobility in Russia // Economics of Transition, 2004, 12(1), 1–27.
Fidrmuc J. Migration and Regional Adjustment to Assymetric Shocks in Transition Economies // Journal of Comprative Economics, 2004, 32, 230–247.
Gerber Т. Р. Individual and Contextual Determinants of Internal Migration in Russia, 1985–2001, Universty of Wisconsin, Mimeo, 2005.
Возникает парадокс: рабочий хочет уехать из города, где ему платят низкую зарплату, но не может этого сделать именно потому, что зарплата низка. Это и объясняет устойчивость феодальной системы – во многих городах на местном рынке труда практически нет конкуренции. А это приводит к низкой зарплате, что, в свою очередь, фактически прикрепляет работников к земле, так что унаследованная от советской экономики структура промышленности самовоспроизводится. Такое положение дел вполне устраивает предприятия: конкурировать с работодателями из других регионов не нужно и, следовательно, можно платить очень низкую зарплату.
Как показал опыт 1990-х гг., федеральные миграционные программы вряд ли способны на то, чтобы физически перевезти миллионы людей. Кроме того, чиновникам не всегда удавалось правильно предсказать динамику регионального развития и программы ориентировались на вывоз людей из регионов, в которых впоследствии имел место экономический бум и, соответственно, нулевая безработица. Поэтому разумная миграционная политика должна быть направлена в первую очередь на уничтожение барьеров для миграции. Гражданин должен обладать одинаковыми правами и возможностями, независимо от места рождения и прописки. Нужны меры по выводу из тени, а также снижению транзакционных издержек и рисков на рынке покупки и аренды жилья. А главное, нужно сделать все возможное для развития финансовой системы, чтобы россиянин, как и американец, имел возможность получить кредит по разумной ставке, чтобы профинансировать свой переезд в другой город и поиск новой работы.
Миф 41. Российская миграционная политика защищает российских граждан и поощряет приток квалифицированных кадров и туристов из развитых стран
Самый парадоксальный аспект нашей миграционной политики – это отношение к жителям развитых стран и к россиянам, проживающим за рубежом. С экономической точки зрения визовые ограничения на въезд граждан развитых стран стоит вообще отменить в одностороннем порядке. Выгоды от таких туристов, предпринимателей, инвесторов и специалистов очевидны, а бояться иммиграции из США и ЕС нам вряд ли стоит. С точки зрения безопасности визы также перестали играть значимую роль, например, при въезде в США теперь снимают отпечатки пальцев даже у тех иностранцев, которые не нуждаются в американской визе.
С другой стороны, гораздо важнее отношение представителей государства к нашим собственным гражданам. Для большинства россиян, проживающих в США, необходимость продления паспорта или оформления каких-либо российских официальных документов – это болезненное путешествие не столько в пространстве (в нестабильную Россию), сколько во времени (в Советский Союз). Где еще они могут отстоять многочасовую очередь, а после этого – получить невежливый и бессодержательный отказ? Как объяснить тот факт, что российское посольство требует от своих граждан гораздо большего количества документов, чем американские органы власти от чужих им россиян (в том числе и не являющихся постоянными резидентами)? Как убедить сограждан, учащихся или преподающих в американских университетах, в том, что они действительно нужны своей стране, если продление российского паспорта занимает в среднем пять месяцев и стоит огромного количества нервов? Как доказать им, что в сегодняшней России можно не только получить интересную работу, но и сохранить самоуважение?