Шрифт:
Вступление
Куликово поле до сих пор окружено тайнами, загадками и мифами. Историки и лжеисторики, археологи и просто любопытные вс"e спорят и спорят, где же была Куликовская битва. Одни говорят: около стен Москвы, другие – в Рязанской земле, третьи – в Воронежской земле и т. д. Главным аргументом против того, что битва была на Куликовом поле, там, где Непрядва впадает в Дон, является тот факт, что, мол, нет явных больших археологических находок.
Не буду вступать в этот спор. Для меня важнейшим аргументом в пользу того, что именно на Куликовом поле, что сейчас в Куркинском и Кимовском районах Тульской области, была знаменитая битва,
А тем, кто стал гостем этого удивительного места, оно порой посылает сокровенные мысли и слова, как, например, автору этих строк:
«Небо. Васильковое небо. Какое глубокое васильковое небо! Почему-то, когда смотришь на такое глубокое васильковое небо, звучит голос, но не твой, а в тебе. Тихо-тихо: «Домой… Домой… Домой…». Это истосковавшаяся душа рвется к Богу! Ищет душа Отца, чтобы, торопясь и сбиваясь, поведать Ему о своих земных страданиях, лишениях и скорбях; о боли и страхе! И, выговорившись, со слезами припасть к Творцу и утешиться на груди любящего Отца!!!
Сейчас-сейчас! Сейчас я поднимусь, легко оттолкнувшись от земли! Вперед! Вверх, к Отцу, видимо, пришел должный час! И пусть надоевшее тело осталось лежать средь степных ковылей. Отче, помилуй мя! Прими блудного сына…
Люди! Как много людей. Как много людей стоит в тишине! Почему они все молчат? Почему их взгляды устремлены на меня? Почему в их взглядах страх, сочувствие и радость?! Да, великий воин этот азиатский исполин. Сколько знатных бойцов приняли смерть от его беспощадной руки?! Есть от чего устрашиться! Потому в их глазах страх! Знаю, братья, что сей поединок – погибель моя, и не надо жалости, ибо за вас, други, полагаю душу свою! И ныне возрадуемся, братья, яко с нами Бог!!! Кого убоимся?!
Конь мой, сердечный мой брат, верный мой товарищ в жарких сражениях, или ты струсил?! Ну, не робей, одолеем нехристей, яко с нами Бог! Кого убоимся?!
Пора! Простите меня, братья, Христа ради!
«Бог простит!» – словно тихий шелест летит над нестройными рядами. «Бог простит!». «Господи, помилуй мя грешного!».
Хэй! И безжалостный металл впивается в конскую плоть. Хэй! И огненная волна накрывает разум. Хэй! Хэй! Хэй! И нет боли, нет страха, только сердце рвется из груди! Хэй! Хэй! Хэй! И знает конь о близкой кончине седока и, не щадя себя, неистов в последнем служении. Хэй! Хэй! Хэй! Трещат кости, рвутся жилы, стонет плоть, но нет боли. Быстрей стрелы, быстрей мысли, наперегонки со степным горьким ветром. Хэй! Хэй! Хэй! Летит, не касаясь земли, конь, а на нем – всадник в черной схиме, с копьем наперевес. Черный всадник Армагеддона!.. Яко с нами Бог!
Что тверже всего на свете? Алмаз?! Нет, лжете! Нет ничего прочнее воли человеческой, выкованной в кровавых сражениях. Нет ничего крепче воли человеческой, закаленной болью поражений и радостью побед! Нет ничего острее воли человеческой, отточенной молитвой и постом! И летит эта воля над землей, неумолима и тверда! И нет такой силы, которая остановила бы ее… Яко с нами Бог!
Вот он – момент истины! Словно в самом длинном сне, неудержимая воля прошивает плоть исполина вместе со щитом и доспехами, словно масло. Пронзает воина насквозь, прихватив по пути, ненароком, из тела и его душу! Но слишком силен воин, и содрогается земля от удара и стонет! Дети земли, услышьте скорбный стон матери вашей. И всех, видевших этот поединок, леденящим легким ветерком коснулась смерть… Немногим посчастливится увидеть багряный закат…
Небо! Васильковое небо! Какое глубокое васильковое небо! Отец, не остави мя! Прими своего сына…».
Да,
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь – степной, наш путь в тоске безбрежной,
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы ночной и зарубежной –
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь…
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
А. А. Блок. Из цикла стихотворений «На поле Куликовом». 1908 г.
Накануне
Как известно, могучее Древнерусское государство, Киевская Русь, несколько столетий успешно отражавшее нашествия азиатских орд, распалось на отдельные феодальные княжества. Новых завоевателей теперь встречало не общерусское войско, а разрозненные дружины и ополчения отдельных князей и городов.
И теперь, где бы ни скрестила русская рать мечи с монголо-татарскими саблями, будь то река Калка (1223 г.), или река Сить (1238 г.), или река Пьяна (1377 г.), – везде позор, везде поражение. За какими бы крепостными стенами ни прятались русские князья, будь то Рязань, или Владимир, или Суздаль, или Киев, или Чернигов, или Галич, – везде смерть и разорение. Казалось, что враг непобедим, и страх перед татарином вошел в плоть и кровь русского народа, в его генетическую составляющую.
Ужасную картину представляло для Руси батыево разорение. Население Русской земли в результате трех с половиной лет войны сократилось на одну треть, а в княжествах, через которые прошло основное нашествие (Рязанское и Владимиро-Суздальское), оно сократилось в два раза. Если учесть, что на Руси до монголо-татарского нашествия проживало 6-8 млн. человек, то убито было не менее двух-двух с половиной миллионов человек. В процентном отношении это более чем в два раза больше, чем за годы Великой Отечественной войны (тогда погиб каждый седьмой житель Советского Союза, или 27 млн. чел.). Кроме того, на Волгу был уведен большой полон.