Мифы и легенды Древнего Востока
Шрифт:
И вот на день на седьмой Даниилу, муж рапаитский, поднялся и сел у входа в ворота, сел на гумне {77} , под древом могучим {78} , решая по праву дело вдовы и тяжбы сирот по закону {79} , иных мудрецов мудрости обучая. И, глаза поднимая, узрел он Пригожего-и-Мудрого с луком в правой руке, с колчаном и стрелами в левой.
— Это — волшебный лук! — молвил Пригожий-и-Мудрый. — Глазами цель отыщи, стрела ее поразит.
И
Отправился Пригожий-и-Мудрый к своему горну, к молоту и наковальне. Даниилу поспешил во дворец. Передавая лук и стрелы Акхиту, благословил он его на охоту, что угодна богам.
— Помни, о сын мой, от каждой дичи, что луком добудешь, лучшую часть Анату должен ты оставлять.
Лук к сердцу прижав, ушел Акхит на охоту, чтобы свой лук испытать. На дугу наложил он стрелу и взглянул на оленя, тотчас стрела сорвалась и убила его наповал. Добычу на плечи взвалив, выйдя на ровное место, Акхит отрезал ножом самый жирный кусок. И возложил на алтарь, который сложил из камней. Только поднялся дымок, Анату жертву узрела, вместе с тем увидав за спиною охотника лук. Сразу поняв, что это лук необычный, дева пустилась в полет. Перед Аккитом представ, чашу свою на землю швырнув, голос возвысив, она рекла:
— Слушай, юный Акхит! Речи моей внимай! Пожелай серебра, и ты его обретешь! Золота попроси, будет оно у тебя! Ты же отдай мне свой лук, ветвь, что согнута в дугу.
— Зачем тебе, дева, мой лук? — Анату ответил Акхит. — Деревья тебе посвящу, что украшают Ливан, сухожилия диких ослов, рога диких козлов, камыши тебе посвящу. Пригожему-и-Мудрому это отдай, и он изготовит лук, ветвь в дугу согнет.
Выслушав эти слова, Анату вещала так:
— Вечности пожелай, и ты получишь ее! Бессмертия пожелай, и я его ниспошлю. Вместе с Балу будешь ты числить года, месяцы вместе считать. Будет, как у него, пиром твой каждый день.
— Зачем ты плетешь обман? — молвил юный Акхит. — Твоя мне отвратна ложь. Ведь ни один человек бессмертья не обретет. Как умирают все, так скончаюсь и я. И лук мой не для тебя, он не для женской руки.
— Как ты смеешь дерзить! — промолвила Илу дочь. Грозно топнув ногой, в воздух она взвилась. Землю пересекая, она проникла к устью Реки, к истокам Океанов обоих. У Илу простершись ног, она раскрыла уста, со слезами мешая брань, Акхита она прокляла.
— Сердце свое смири! — Илу Анату вещал. — Акхит не имеет вины. Пусть убивает дичь и жертвы приносит нам. Они ведь так радостны мне!
— О, нет! — закричала она. — О радости позабудь! Дланью длинной своей Акхиту башку сокрушу. Рекою кровь потечет по его волосам.
— Великодушной будь, дочь! — Илу Анату сказал. — Бесчестье тебе не к лицу. Хотя, порочная дочь, желанья исполнить твои никто не мешает.
И удалилась дева Анату. И вот она на пути к Йатпану, воину храброму во хмелю, жившему в Абулуму, городе бога Йариху {80} . Приблизившись к нему, она сказала:
— Убей юного Акхита, который меня оскорбил, отними у него волшебный лук, который мне приглянулся, лук со стрелами.
— Слушай, дева Анату, — ответил Йатпану. — Ты хочешь убить юнца из-за лука, хочешь убить его из-за стрел, но кто сумеет догнать его, сына ласточки?
— Пусть это тебя не волнует! — сказала Анату. — У тебя отрастут крылья, и ты будешь вожаком в моей орлиной стае, быстрой птицей в моих руках. Когда Акхит сядет за стол, и когда принесут ему пищу, и когда он станет ее вкушать, ты поднимешься вместе со стаей птиц в небо, с быстрой стаей прилетишь с побережья, я укажу тебе Акхита, ты упадешь на него, как хищник, когтящий добычу. Поразишь его дважды в макушку, трижды ударишь в ухо, лишишь его дыхания, что подобно ветру, его дух, подобно пару, подобно дыму из его ноздрей, выпустишь вместе с кровью сок его жизни.
Узнала об этом сестра Акхита Пагату, постигающая волю богов в падении капель, в движении звезд, возвратилась она в дом Даниилу, крик души усмиряя. Разрывая одеяния отца своего, терзая его облачения, она поведала ему, что смерть грозит богу Балу по окончании семилетия, в месяц, когда на деревьях уже созрели плоды.
— Какое горе! — отозвался Даниилу. — Не будет росы! Дождя не будет! Не будут бить ключом источники бездны! Сладостный голос Балу слышен не будет! Но Балу вернется как зеленый оазис, прорастет юным стеблем на грядке. Будет он ее обнимать и покрывать поцелуями.
— О, если бы и я была стеблем на грядке! — произнесла Пагату. — Тогда бы его объятия достались мне, я приняла бы его поцелуи на ложе из зеленых растений.
Возвратился с охоты юный Акхит. Острым отрезав ножом от дичи лучший кусок, возложил его на алтарь, и к небу вознесся жир в дыма столбе. Жертву богине воздав, он пошел за водою, полный кувшин набрав, его поставил на стол, сам же сел на скамью под дубом могучим. Только он пищу взял, как с неба Йатпану упал. Анату его принесла, словно сокола в сетке. Акхит ощутил удар прежде, чем услыхал, падая, крыльев шум. Очи к небу воздев, увидел Анату Акхит и понял, что идет за луком его охота. И, прежде чем новый удар Йатпану клювом нанес, лук свой Акхит схватил, разломал на восемь частей, их в источник швырнул.
Пока терзали орлы Акхита юного тело, Анату в пыли сидела, слезы роняя ручьем.
— Что же ты натворил, Йатпану! — Анату вопила. — Ты погубил юнца, а лук его не сберег. Нет у меня волшебного лука!
Трапезу завершив, в небо поднялись орлы, скрылись из глаз. Гневом пылала Шапаш, Илу лампада, и от ее лучей вся почернела земля, высохли реки. Тогда пришла к Даниилу Пагату и вновь к нему обратилась:
— Слушай, о Даниилу, служитель владыки богов. Виденье привиделось мне. Умер Акхит, юный твой сын. Анату погублен он. Она приказала дыханью из тела его уйти, душу его, словно рой пчелиный, из уст изгнала.