Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция

Немировский Александр Иосифович

Между тем, будучи недосягаемым, Фиест воспитывал Плисфена в ненависти к микенскому тирану, который вынудил родителей скитаться на чужбине. Естественно, когда мальчик вырос, он захотел отомстить негодяю, и Фиест вручил ему кинжал с именем «Пелопс». Отец в свое время дал Фиесту и Атрею два одинаковых кинжала и написал на них свое имя.

Юноша отправился в Микены и ночью, обманув бдительность стражей, проник во дворец. Но бодрствовавший Атрей заметил злоумышленника и поразил его кинжалом. Когда сбежались слуги с факелами, все увидели, что юноша, пытавшийся убить царя, удивительно на него похож. Да и кинжалы царя и злоумышленника имели одинаковую надпись.

И понял Атрей, что убил собственного сына. Горечь утраты вместе с яростью переполнили его сердце. Спокойствие пришло лишь тогда, когда он выработал план

мести, которая была еще страшнее той, жертвой которой стал он сам. Разослав гонцов по материку и островам, Атрей открыл убежище Фиеста, а затем отправил ему послание, в котором лицемерно брал на себя вину за все, что случилось между братьями. Он призывал Фиеста вместе с супругой и детьми вернуться в Микены, обещая почет и богатство.

Надоело Фиесту скитаться на чужбине, и рискнул он, посоветовавшись с женой, вернуться в Микены – то ли ненависть вдохнула в лживые слова Атрея небывалую силу убеждения, то ли богиня обмана Ата овладела умом Фиеста.

Атрей устроил Фиесту торжественную встречу. Казалось, братья обнялись искренне и сердечно. Фиест даже прослезился. Но и не подозревая о коварных замыслах Атрея, он сразу же начал думать, как бы убить брата и занять его место. Фиест снова связался с Аэропой, рассчитывая на ее помощь.

Однако теперь Атрей знал, откуда ждать опасность, и не делился с супругой своими замыслами. Лицемерно высказывая ей радость по поводу примирения с братом и восхищаясь юными племянниками, он правильно рассчитал, что это сразу станет известно Фиесту и поможет в осуществлении небывалой мести.

Действительно, перестал Фиест опасаться брата и, выжидая подходящего момента для его убийства, предвкушал легкую победу. С радостью принял он приглашение брата на пир в честь их примирения, не зная, что для этого пира зарезаны его сыновья и по приказу Атрея приготовлено из их тел жаркое.

Содрогнулось небо при виде злодеяния Атрея. Но Фиест как ни в чем не бывало насыщался поставленными перед ним яствами из мяса собственных сыновей. Не заговорил в нем голос крови – заняты были мысли коварными планами устранения брата. Отсутствие же сыновей на пиру он заметил, только когда принесли десерт. Лишь тогда поинтересовался Фиест, где мальчики.

По знаку царя слуги показали отцу головы и ноги его сыновей.

Забился Фиест в рыданиях и стал умолять, чтобы ему отдали тела детей для погребения.

– Зачем? – расхохотался Атрей. – Они уже погребены в тебе.

Понял тогда Фиест, какой страшной трапезой отметил брат их мнимое примирение. С проклятиями выбежал он из дворца и поклялся не оставить безнаказанным небывалое преступление ^[207] .

Недолго Атрей торжествовал победу над братом. Вскоре проник во дворец сын Фиеста Эгисф ^[208] и, убив Атрея, освободил дедовский престол для отца и себя самого. Сыновьям же Атрея – Агамемнону и Менелаю – удалось бежать в Спарту, где царь Тиндарей отдал им в жены своих дочерей – Клитемнестру и Елену.

207

Злодеяния братьев – излюбленный сюжет произведений аттических трагиков Софокла, Еврипида и еще тринадцати других трагических поэтов, а также латинских поэтов Энния, Акция и Вария. Впервые Атрей как "владыка народов" и Фиест как "богатый стадами" упомянуты Гомером.

208

Эгисф был сыном Фиеста и его же дочери Пелопии. Рожденный от случайной связи с отцом, он был брошен матерью младенцем, вскормлен дикой козой (оттуда его имя), найден и воспитан пастухами.

Коринф

Где слава, где краса, источник зол твоих?

Где стогны шумные и граждане счастливы?

Где зданья пышные и храмы горделивы,

Мусия, золото, сияющие в них?

Увы! погиб навек Коринф ст олповенчанный!

И самый пепел твой развеян по полям.

Все пусто: мы одни взываем здесь к богам.

И стонет Алкион один в дали туманной!

Константин Батюшков

Семь

могучих колонн… Это все, что осталось от великого города, зверски разрушенного римлянами в 146 г. до н. э. За 166 лет до меня этими колоннами любовался русский путешественник, соученик и друг Гоголя Константин Базили. В марте 1832 г. он сошел на берег с российского брига «Парис» с томиком Павсания в руках и отправился к руинам, чтобы увидеть то, что сохранилось от описанного Павсанием храма Посейдона-Нептуна: «В стороне от этого поля, по которому так безобразно рассыпались развалины турецкого Коринфа, стройно возвышаются семь колонн древнего храма, принятого путешественниками за храм Нептуна. Но колонны массивные, короткие, будто раздавленные дорическими капителями, не соответствуют ни описанию Павсания, ни легкости, присущей храмам морского бога: они имеют вышины не более четырех диаметров и, очевидно, принадлежат самой древней архитектурной эпохе Греции».

Современные исследователи поправили Павсания. Семь колонн, возвышающихся над руинами, – это остатки тридцатидвухколонного храма Аполлона, бога-покровителя Коринфа. Так же как за Аттику спорили Афина с Посейдоном, на Коринф и его территорию претендовали Аполлон и Гелиос. Судьей в их споре был сторукий великан Бриарей, тогда еще не брошенный в Тартар, что само по себе свидетельствует о глубочайшей древности мифа. Исход спора был необычаен: земля Эфиры (так в древности именовался Коринф) была разделена полюбовно – перешеек и соседние с ним низины Бриарей присудил Аполлону, а гору (Акрокоринф) отдал Гелиосу.

«Коринф в самой глубокой древности, – продолжает Базили, – создал себе целый мифологический мир и с почтением сохранил его памятники». Наш предшественник имел в виду поэму эпического поэта Эвмела «Коринфские дела», общее содержание которой сохранил Павсаний и другие древние авторы. Богатство коринфского мифологического мира обусловлено положением Коринфа на Истме, на скрещении морских путей, которыми на протяжении тысячелетий пользовались не только греки и их предшественники пеласги, но и обитатели всего Средиземноморья.

В храме Аполлона хранилась статуя богини морской стихии Талассы, дочери Океана, которой Коринф (во II тысячелетии он назывался Эфирой) был обязан своим богатством. В Коринфе, международном порте античного мира, почитались наряду с греческими и восточные боги – Астарта, Осирис, Исида.

Сизиф [209]

Ты снова катишь камень, мой Сизиф,

И он опять срывается с пригорка.

В твоих руках не истина, а миф,

А на губах все тот же привкус горький.

209

Правильное написание имени этого мифологического героя – Сисиф, но в русской литературной традиции, благодаря первым русским переводам с латинского, еще с XVIII в. закрепилась форма Сизиф, вошедшая даже в широко известный фразеологизм.

Каждый из городов Арголиды имел свою историю и свои мифы. Имела их и Эфира.

В неприступную крепость Эфира была превращена Сизифом, сыном Эола. Одни считали его коварнейшим из смертных, другие – умнейшим ^[210] . Соседом Сизифа был Автолик, сын Гермеса, унаследовавший от отца способность воровать и не попадаться на краже и обладавший умением придавать похищенному любой облик. Автолик постоянно воровал у Сизифа скот и превращал белых коров в черных или пестрых – так что его невозможно было различить. Тогда Сизиф выложил на копытах своих коров свинцовыми буквами «Автолик украл» и с помощью этого смог вернуть себе похищенных животных.

210

Именно к этой трактовке образа восходит то из преданий, которое превращает Сизифа в отца Одиссея, сделав его возлюбленным Антиклеи, дочери Автолика, в покои которой он проникает хитростью в первую же брачную ночь после ее свадьбы с Лаэртом. По другому варианту, сам Автолик привел Сизифу свою дочь, чтобы его внук унаследовал хитрость и от него.