Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим
Шрифт:
Концы плаща подобрав по обычаю всех пеанидов [269] , склонился Япиг над вождем, шевеля остаток древка, заливая в отверстие раны травяные настои. Но пути к спасенью Фортуна не указала. Аполлон не пришел на подмогу, и ужас тевкров объял.
Между тем приближались к стану рутулы, и пылью небо затмило, в шатрах слышен стал воинственный клич. И Венера, чтоб вызволить сына, на Крит полетела, сорвав на склоне Иды цветок, чье имя диктам. Им лечатся дикие козы, изгоняя из тела застрявшие стрелы. Незаметно для всех явилась Венера в шатер и в сосуд, служивший для утоления жажды, смешав его с амброзией сладкой, цветок опустила. Япиг омыл этим раствором целебным рану Энея, и стрела удалилась безо всяких усилий, гноя источник иссяк. Видя это, Япиг крикнул голосом зычным:
269
Пеан,
– Ведите коня, несите оружие! Что вы стоите?
Обращаясь к Энею, он добавил:
– Не человеческим ты искусством спасен. Бог тебя спас и к великим делам призывает!
На поле, на чистом, у дороги к Лавренту одинокая стояла олива, радуя глаз серебристо-пыльной листвою. Под тенью ее спасались от зноя путники. Порою на ветках священного древа под ветром качалась одежда, пропахшая солью морскою, дары прародителю Фавну от тех, кто чудом спасен был от коварства Нептуна.
На поле, на чистом, неподалеку от древа фригийцы лагерь разбили. Без умысла злого они срубили оливу острым железом под корень. У свежего пня упало копье роковое, несущее гибель могучему Турну. Железное жало под цепкие корни ушло. Эней, подбежав, ухватился за древко и потянул, но копье ему не поддалось. Обливаясь потом, тянул он копье, но оно сопротивлялось ему, словно живое. Матерь-земля, вскормившая Турна, была сильнее пришельца. Впервые в затуманенном смертью взгляде рутула пробудилась надежда. Пав на землю и к ней прикоснувшись губами, шептал он:
– Кормилица-мать, не отпускай железо, твое погубившее чадо. Не уступай святотатцу!
Услышала шепот вечнотекущая нимфа Ютурна, и, русло покинув, образ Метиска приняв, она доставила брату меч, который из рук его был выбит пришельцем. Теперь рутул при мече, а тевкр безоружен. В отчаянье с неба спустилась Венера и, с легкостью вырвав копье, его вручила Энею [270] .
И вот они снова стоят друг против друга, гневом пылая, готовые к бою, сын латинской земли и сын чужеземной богини Венеры.
270
Эпизод с копьем Энея, застрявшим в корнях дерева, – пример образной символики, которая на протяжении двух тысячелетий привлекала к Вергилию умы и души многих человеческих поколений. Сам выбор оливы, а не другой древесной породы, разумеется, не случаен. Олива принадлежала к числу тех благодатных деревьев, которые почитали выходцы с Востока этруски, предки Вергилия. Христианские истолкователи Вергилия, открывшие у поэта-язычника родственную душу, могли вспомнить, что Иисус считался помазанным оливковым маслом. Но у современников Вергилия, скорее всего, могла возникнуть ассоциация со священным деревом на Палатине, которое спасло своими уходящими в воду обнаженными корнями основателей Рима. Одинокая олива близ Лаврента – символ родины Турна, которая одна протягивает ему погруженную в землю руку помощи. За нею стоит сама мать-земля, вскормившая юношу, и Фавн, бог Лаврента, родоначальник латинских царей. Именно этих богов призывает держать вошедший в землю железный наконечник отчаявшийся Турн.
Железо – также понятный читателям Вергилия символ, связанный с железным веком, сменившим в Италии, как и во всем круге земель, золотой век Сатурна. Железо – это оружие бога войны Марса, враждебного миру, сторонником которого провозгласил себя Август. Олива – символ мира. Она хочет сохранить жизнь не одному Турну, но препятствует разгулу страстей, бушевавших в Риме на протяжении столетия гражданских войн.
Этой логике мифа противоречит то, что дерево срублено троянцами, возглавляемыми Энеем – главным героем поэмы и предком миротворца Августа. С этой трудностью Вергилий справляется, указывая с самого начала, что пришельцы срубили оливу по неведению. Но все же уничтожение дерева бросает на Энея тень, и поэту приходится в следующем эпизоде, переносящем действие на небеса, вернуться к дереву, на этот раз к генеалогическому древу Италии, к выросшей на его стволе, питаемом кровью пришельцев-троянцев, могучей римской ветви. Образ этого генеалогического древа не только устраняет неясности в судьбе одинокой оливы, но и примиряет потомков некогда враждебных друг другу италийцев и римлян. Победа Энея – Рима – Августа была необходима, но и поражение Турна – Италии (в том числе и предков самого Вергилия) фактически также было победой, поскольку Рим соединил в себе доблесть Италии с мудростью пришельцев и с их благочестием.
Находясь в золотых облаках, за поединком мужей наблюдала чета небожителей. Видя волненье супруги, к ней обратился владыка Олимпа с увещеванием:
– Долго ли этому длиться? К чему твои ухищрения? Все равно
Потупив взор, отозвалась дочь Сатурна:
– Да, признаюсь, это я убедила Ютурну прийти на помощь брату. Но, клянусь Стиксом, ни лук, ни копье ей брать не велела. Да, я готова примирить пришельцев и Лаций на условиях, выгодных им. Троя погибла, и пусть испарится имя ее. Пусть царствует Альба. Италийской доблестью пусть будет мощен римский народ.
– Просьбу твою я исполню, – ответил Юпитер. – Но и ты из сердца гнев изгони. Пусть останутся в Лации тевкры и растворятся среди латинян, я свяжу их единым наречьем. От смешанной крови род возникнет, который превзойдет благочестием бессмертных и смертных.
Так укрощен был дух мятежный Юноны, и она, следуя за супругом, покинула облака [271] .
Ютурна, возвратив оружие брату, стояла поодаль, готовая снова вмешаться в сражение. Юпитер смотрел на нее, размышляя, как ее устранить.
271
В облаках над полем боя разрешается олимпийский конфликт. Побеждает мудрость Юпитера. Юнона отказывается от вражды к троянцам, поскольку, слившись с аборигенами, он утрачивает свое ненавистное ей имя. И снова Вергилий выступает как патриот италийского единства.
Есть, говорят, две чумы, две заразы по имени Диры, рожденные Никтой вместе с Мегерой в сплетении змей, три крылатых сестры, к услугам которых верховный владыка прибегает во гневе. Вызвав одну из них, приказал Юпитер немедля явиться к Ютурне. И она полетела, словно стрела из парфянского лука, начиненная ядом, и, прорезая пространство, повисла над троянскою ратью и отрядом рутулов. Приняв облик птицы, имеющей обыкновение сидеть на могилах и кровлях пустынных, она опустилась на землю.
Турн, узрев ее, остолбенел. Ужас сковал его тело, голос пресекся в гортани. Ютурна, издалека услышав биение крыл, задрожала. Ногтями царапая грудь, волосы вырывая, она завопила:
– Чем тебе, брат, я смогу пособить? Какое искусство поможет удержать в глазах твоих свет? Я ухожу, не пугай меня, зловещая птица. За тобою я Юпитера вижу мощную волю. За что он карает меня? За то ли, что дева я? И почему тогда он мне вечную жизнь даровал? И я не могу сопровождать несчастного брата и покончить с земными скорбями. Мне бессмертие дано. И как я одна, любимый, останусь на этой земле без тебя? Или другая земля предназначена мне?
Тяжело вздыхая, закутавшись в покрывало Главка, нырнула она в глубокое русло.
Эней наступал, потрясая мощным древком, подобным стволу древесному, и речью Турна позорил:
– Что же ты медлишь опять? Какую новую ищешь уловку? Бой ведь у нас, не состязание в беге! Можешь любое обличье принять и призвать на подмогу все, чем искусство и доблесть владеют: взмыть ли птицею к звездам или в недра земные спуститься.
Турн головою кивнул:
– Твоих угроз я не пугаюсь. Страшны мне боги одни и Юпитер!
272
В гибели Лавса, как до него Палланта, в смерти прекрасной амазонки Камиллы повинно безумие войны, поражающее мужчин и женщин, юношей и старцев, виновных и невиновных.
Поведение Турна показало, что до тех пор, пока он жив, будет война, и Вергилий уже подготовил читателей к тому, что устранение противника не только должно принести удовлетворение Энею и отдать ему причину спора – Лавинию, но и явиться благодеянием как для троянцев, так и для италиков, чьи интересы героически отстаивал рутул. В мифическую древность переносится ситуация заключительного этапа гражданских войн, когда на пути к миру стоял триумвир Марк Антоний. Занимая позицию Антония, обладая его качествами, пылкостью и непримиримостью, Турн остается италийским героем. Его Лавиния, доставшаяся Энею, ничем не напоминает союзницу Антония Клеопатру. И сам он не бросается на свой меч, как это сделал побежденный Октавианом Августом Антоний, а гибнет в поединке.
Озираясь, увидел он камень, мхом обросший, огромный, служивший межою на случай тяжбы судебной. Дюжина самых могучих людей, ныне рожденных землею, его бы поднять не сумела. Дрожащей рукою вскинул камень рутул и кинул в Энея. Но не прошел он всего расстояния, что бойцов отделяло.
И Турн себя не узнал. Так бывает тогда, когда сон наши очи смежает, когда телу привычных сил не хватает и к гортани прилипает язык. Разные чувства в его боролись груди. Взгляд его охватил и рутулов, и город, стеной окруженный, и пику, к нему обращенную грозно. Не осталось сил ни для бегства, ни для сражения. Нет колесницы. Сестры почему-то не видно.