Мифы классической древности
Шрифт:
Перед фивскими городскими воротами была широкая гладкая поляна, куда молодежь собиралась на состязания в верховой езде и ристании на колеснице. Там забавлялись играми и сыновья Ниобеи. Старший из них Исмен на ретивом коне бодро кружил по гладкой поляне, как вдруг воскликнул: «Горе мне!» — и выпустил из рук повода. Пронзенный стрелой прямо в грудь, упал он с коня на землю. Второй сын Ниобеи, Сипил, заслышал, пак в воздухе запела стрела; желая избегнуть опасности, ослабил он повода и погнал коня своего: так корабельщик, завидя тучу — предвестницу бури, распускает все паруса, чтобы спастись от грозы неминучей. Но не спасся Сипил: роковая стрела поразила бегущего, пронзила насквозь ему шею. Наклонившись вперед, падает он и орошает землю своей горячей кровью. В это время Файдим и Тантал — наследник имени деда — пробуют юные силы свои в единоборстве; грудью примкнули они друг к другу, и вот — разом пронзила обоих одна и та же стрела. В одно и то же мгновение оба застонали они, вместе упали, обезображенные, на землю и в один и тот же миг испустили дыхание. Видит это Алфенор. Ударяя себя в грудь, прибегает он к братьям, обнимает
Быстро разнеслась по городу страшная весть; проникла она и в царский чертог. Не мог пережить горя своего Амфион и наложил на себя руки. Видит Ниобея народную скорбь, слышит рыдания домашних: нельзя ей не верить страшной молве. Дивится только она, как могли, как дерзнули боги нанести ей такой удар, неужели имеют они на это право? О, как не похожа теперь Ниобея на ту гордую Ниобею-царицу, что так величаво шествовала по улицам Фив, что отгоняла народ от алтарей Латоны! Тогда позавидовали бы ей даже друзья, теперь — пожалел бы о ней и недруг. Полная скорби и гнева, спешит она с дочерьми и со всем народом в поле, бросается на холодные трупы сыновей своих милых, обнимает, целует их, целует в последний раз. «Насыться, насыться, Латона, моей скорбью! — восклицает несчастная мать, подняв к небу бледные руки. — Горем моим успокой жестокое сердце. Гибель семерых детей низводит меня в могилу. Ликуй, торжествуй, злобная победительница. По отчего ж победительница? При всем своем несчастьи я имею больше, чем ты, счастливая!»
Только что вымолвила это Ниобея, как взвыла тетива невидимого лука; трепет объял всех, кроме одной Ниобеи: горе придало ей мужества.
Пред погребальными носилками братьев, и черных одеждах, с распущенными волосами стоят дочери Ниобеи. Одна из них вынимает стрелу из раны брата, но вдруг падает она и тьма покрывает ей очи. Одна из сестер ее спешит утешить бедную мать, но вдруг умолкает: подкашиваются ноги у ней от невидимой раны. Третья хочет бежать, но падает. Гибнут за ней и другие. Осталась наконец одна, младшая из всех дочерей, и ищет спасения в объятиях матери. Мать прикрывает ее одеждой, хочет защитить ее собою. «Оставь хоть одну мне, — умоляет Ниобея богиню, — хоть самую меньшую из стольких дочерей, хоть одну оставь мне, Латона!» Но тьмою покрылись уже очи и той, за которую молилась царица. Осиротелая, сидит она среди трупов детей и супруга и цепенеет от печали. Ветерок не пошевельнет волос ее, в лице — ни кровинки; глаза без движения. Окаменела Ниобея, холодная смерть объяла ее, но из глаз льются слезы, как будто скорбь жива еще в ее груди. И схвачен был камень вихрем и перенесен на родину Ниобеи. Так, на вершине Сипила, стоит ее мраморный образ, и точат тот мрамор обильные слезы.
Аэдона
(Гомер. Одиссея. XIX, 518–523)
Аэдона, дочь Пандарея Эфесского, была замужем за Зетом, братом Амфиона. Подобно невестке своей Ниобее, и Аэдона осуждена была вечно оплакивать вину свою. Ниобея прогневила богов своей надменностью, невестка же ее — завистью. Шесть сыновей и шесть дочерей было у Ниобеи, у нее же — всего один сын Итил. Невыносимо было Аэдоне видеть счастье невестки, и вот решилась завистница убить старшего сына ее.
Темной ночью со смертоносным орудием в руке прокрадывается она в горницу, где вместе с Итилом спал сын Ниобеи, и совершает страшное дело. Только утром узнала Аэдона, что убила своего ребенка, бесконечна была скорбь несчастной матери. Зевс сжалился над ней и превратил ее к соловья, и вот с тех пор:
Плачет Аэдона, Пандарова дочь, бледноликая плачет; Звонкую, звонкую песню она заунывно с началом весенних Дней благовонных поет, одиноко таясь под густыми Сенями рощи, и жалобно льется рыдающий голос; Плача, Итилоса милого, сына Зетосова, медью Острой нечаянно ею сраженного, мать поминает.Диоскуры и Афаретиды
Диоскуры [42] Кастор и Полидевк родились от Зевса и Леды. Назывались они также Тиндаридами — по Тиндарею, спартанскому царю, которого люди почитали отцом их. То были герои-юноши. Никто лучше Кастора не умел смирять коней и искуснее править ими. Полидевк отличался в рукопашных боях. Они принимали участие во всех предприятиях современных им героев: и в походе аргонавтов, и в калидонской охоте. И сами по себе они совершили не один смелый поход со своими двоюродными братьями, сыновьями Афарея, царя Мессенского, Линкеем и Идасом. Линкей [43] был одарен таким острым зрением, что мог видеть все, что творится в недрах земли. Брат же его Идас отличался силой и мужеством; раз он отважился даже на борьбу с самим Аполлоном. Сватался Идас одновременно со светлокудрым богом за красавицу Марпессу и похитил ее на крылатой колеснице, подаренной
42
Диоскуры — дети Зевса.
43
Линкей — значит «рысий глаз».
С этими-то двумя братьями Диоскуры были связаны дружбой: много трудных подвигов совершали они вместе с ними, много опасных походов. Однажды вторглись они в Аркадию, овладели стадом быков и угнали их за собой; дележ добычи предоставлен был сильному Идасу. Разрезал Идас быка на четыре равные доли и предложил такой дележ: пусть половина стада достанется тому, кто прежде других съест свою долю, а другая — тому, кто управится со своей долей вслед за первым. Прежде всех других съел свою долю Идас, после чего он помог и брату своему доесть его часть. По условию они с братом и забрали все стадо и погнали его в Мессению. Разгневанные Диоскуры, не получившие части в добыче, вторглись в Мессению, похитили все стадо и, кроме того, угнали много скота, бывшего бесспорной собственностью Афаретидов. Увели они с собой и невест Афаретидов: Фебу и Гилайеру, дочерей дяди своего Левкиппа.
Сокрыв стадо в надежное, безопасное месте, Диоскуры сели в засаду, намереваясь врасплох напасть на братьев, если они вздумают их преследовать. Но Линкей взобрался на вершину Тайгета, самой высокой горы в Пелопоннесе, откуда был виден весь полуостров, и стал высматривать похитителей. С этой горы увидал он своих противников, притаившихся в дупле старого дерева, и указал их ярому Идасу. Быстро побежали Афаретиды к дереву; Идас ударил в него копьем и поразил Кастора. Выскочил тогда Полидевк из засады и вступил с противниками в бой: обратились они в бегство и бежали до могилы своего отца. Здесь взяли они каменное изваяние Гадеса и бросили им в грудь Полидевка. Только не удалось им тем камнем убить Полидевка: бесстрашно наступает он на них и пронзает копьем грудь Линкея; умирая, падает Линкей наземь, а Полидевк вступает в упорный бой с Идасом. Но Зевс положил конец этому бою, молнией поразив Идаса: небесный огонь пожрал и его, и труп его брата.
Поспешил тогда Полидевк к брату Кастору, боровшемуся еще со смертью, и, вздыхая и проливая горючие слезы, воскликнул: «О Кронион, отец мой, чем уврачуешь ты мое горе! Пошли смерть и мне, миродержец! Дай и мне умереть вместе с братом! Что в жизни тому, кто лишился близких сердцу!» И Зевс предстал перед ним и молвил: «Ты — сын мой, брат же твой был рожден от смертного. Даю тебе волю — избирай себе долю по желанию: хочешь ли, избежав смерти и никогда не ведая ненавистной старости, обитать на Олимпе с Афиной и Ареем, — или во всем делить судьбу брата, вместе с ним, живя попеременно — то в подземном царстве теней, то в златых небесных чертогах». Так говорил Зевс, и Полидевк, не колеблясь, пожелал иметь долю, общую с братом. Тогда Зевс отверз очи опоясанному медью Кастору и возвратил ему голос. С тех пор оба брата-героя живут вместе: один день витают они в чертогах блаженных богов, на Олимпе; другой же проводят в подземных обителях теней. Смертные воздают им почести как божественным героям, ибо они — защита и оплот людей во всех опасностях жизни, под родимою кровлей и на чужбине, на всех путях — по суше и по водам морским.
Орфей и Эвридика
(Овидий. Метаморфозы. X, 1-105; XI, 1-66)
Орфей, знаменитейший певец мифической древности, родом из Фракии, был сын бога реки Эагра и музы Каллиопы. Женой его была прелестная Эвридика, нимфа Пенейской долины.
Только что совершилась свадьба Орфея с нежно любимой Эвридикой, как смерть уже похитила у него милую. Однажды весной рвала она с подругами цветы на лугу; увидел ее бог Аристей и стал ее преследовать. Убегая от него, наступила она на ядовитую змею, скрывавшуюся в высокой траве, и умерла от ее укуса. Спутницы Эвридики, нимфы, громко оплакивали ее и воплями своими оглашали долы и горы фракийской земли. Сам Орфей со своей лирой сидел на пустынном берегу реки и с утра до позднего вечера и с вечера до утра изливал глубокую скорбь свою в таких нежных, в таких грустных песнях, что вся природа с сочувствием внимала ему — деревья и скалы, птицы и звери. Наконец решился он низойти в царство теней: не сжалится ли, думал он, надо мною властитель мертвых, не возвратит ли мне милую. Тэнарской пропастью спускается Орфей в подземный мир и безбоязненно проходит мимо толпящихся теней. Подошедши к трону подземного властителя, заиграл он на своей лире и молвил: «Боги подземного царства! Пришел я сюда не за тем, чтоб осмотреть мрачный тартар, ни для того, чтобы сковать змееобвитое чудовище Кербера; пришел я ради супруги, лишенной жизни жалом змеи. Я хотел перенесть это горе, но не могу. Не в силах я превозмочь любви моей: вас самих — если старинное предание не ложно — соединила любовь».
Так говорил он и в то же время ударял по струнам лиры, а бескровные тени, полные сострадания к нему, заливались горькими слезами. Тантал забыл о своей жгучей жажде; как очарованное, остановилось колесо Иксиона, и Сизиф, забыв о своих страданиях, стал прислушиваться к сладким звукам и остановился, опершись на свой роковой камень. Тронуты были даже — и это в первый раз — Эвмениды; и они прослезились; Персефона с мрачным своим супругом не могла отказать певцу в его просьбе. Призвали они Эвридику и позволяют ей возвратиться с супругом на землю, но лишь с условием, чтоб Орфей во все время пути в область света не оглядывался назад, не обращался к Эвридике, иначе милость подземных богов ни к чему для него не послужит.