Мифы классической древности
Шрифт:
Геракл [48] , искусный во всех родах битв, нападал на неуклюжего Ахелоя то с той, то с другой стороны, то хватал он его за шею, то за жилистую, крепкую ногу, но не мог, несмотря на всю свою силу и ловкость, побороть колоссального исполина. Ахелой стоял твердо и незыблемо, как стена, как плотина, на которую тщетно напирают с шумом яростные волны. Истощенные и обессиленные, расходятся бойцы и схватываются снова. Напирая грудью на грудь, обхватывая друг друга руками, борются они подобно двум разъяренным быкам. Трижды пытался Геракл грудью осадить назад напиравшего на него речного бога; при четвертой попытке ему удалось высвободить свои руки и всей силой, всей тяжестью своего тела, как гора, налег он тогда на противника; жал и душил его он до тех пор, пока тот, задыхаясь, не опустился на колени и не прикоснулся лицом к земле. Едва только опустился Ахелой на землю, тотчас же превращается он в змея: извиваясь, скользит из рук Геракла, шипит и разевает на него свою пасть. «Бороться со змеями я умел еще в колыбели; лернейская гидра грозила мне не одной пастью!» — восклицает насмешливо Геракл и хватает змею обеими руками и крепко сжимает ее. Но змея внезапно обращается в круторогого быка: стоит бык перед Гераклом и грозит своими страшными рогами. Бестрепетной рукой хватает Геракл его за рог
48
Битва Геракла с Ахелоем описана по произведению Овидия «Метаморфозы» (IX, 1 и след.).
Вступив в брак с Деянирой, Геракл долго оставался в доме своего гостеприимного тестя, но один несчастный случай наставил его удалиться и отсюда. Раз, на пиру, отрок, прислуживавший гостям за трапезой, подал ему для омовения рук воду, назначенную для мытья ног. Геракл хотел слегка наказать рассеянного отрока; но рука его была так сильна, что мальчик мертвый упал на землю. Хотя отец убитого простил герою невольное убийство и не требовал от него никакого удовлетворения, но Геракл, несмотря на это, добровольно обрек себя на изгнание и, вместе с молодой супругой, отправился в Трахину; здесь намерен он был поселиться у друга своего царя Ксикса.
Когда, идя в Трахину, дошли они до реки Эвена, в пустынной и безлюдной стране встретили они Несса, одного из рассеянных по земле кентавров: он занимался здесь прибыльным промыслом — перевозил на своей широкой спине путников через реку. Геракл поручил ему перевезти Деяниру, сам же пошел через реку вброд. В то время как герой находился уже на другом берегу реки, вдруг услыхал он громкий крик своей супруги; возвращается он назад и видит — грубый кентавр, прельщенный красой Деяниры, дерзко обнимает ее и, плывя вниз по реке, увлекает ее за собой. «Мои стрелы быстрее твоих ног, разбойник!» — восклицает Геракл и вонзает ему в грудь остроконечную стрелу. Знает раненый кентавр, что стрелы Геракла смертоносны; вполне уверен он, что гибель его неизбежна, и, безнадежный, ждет минуты своей смерти. Но те мгновения, которые ему оставалось прожить, он употребил на то, чтоб погубить своего убийцу. Схватывает он из раны спекшуюся кровь, смешанную с ядом стрелы, и вручает ее Деянире. «Тебя последнюю пришлось мне перевозить через реку, — говорит он ей, — и тебе отдам я талисман, которым обладаю. Возьми эту кровь, укупорь ее хорошенько и храни бережно — чтоб не коснулся до нее ни один луч света. Если когда-нибудь случится, что супруг твой разлюбит тебя и полюбит другую женщину, ты намажь этой кровью его одежду — и любовь его возвратится к тебе снова, и уже навсегда». Деянира поверила кентавру и приняла его дар, упустив из виду, что дар этот шел из рук умирающего врага ее супруга. Прежде чем Геракл успел подойти к ней, она сокрыла полученный талисман в плотно закупоренный сосуд в намерении воспользоваться даром кентавра, если когда-нибудь представится в нем нужда. Этот мнимый талисман, это привораживающее средство и было впоследствии причиной смерти Геракла.
После трудного пути по пустынным высотам Парнаса и Эты Геракл прибыл в Трахину, где его дружески принял Ксикс и где он остался на житье на долгое время.
Смерть Геракла
(Софокл. Трахинянки)
Много лет прожил Геракл в Трахине с женой и детьми, но никак не мог он отстать от своего прежнего образа жизни и постоянно странствовал по различным странам: то пойдет наказать кого-нибудь, то — кого-нибудь выручить, спасти от погибели. Так пошел он наконец со своей ратью в поход на Эврита, изгнавшего его некогда с позором из своего дома. Прошел год и еще пять месяцев со времени отшествия Геракла, а Деянира не имела о нем никаких известий и не знала, где он и что с ним сталось. В прежнее время, когда герой отправлялся на какое-нибудь предприятие, он уходил из дома бодрый и веселый, в твердой уверенности, что вскоре вернется назад победителем, и Деянира расставалась с ним без всякой заботы и печали; в этот же раз она с самого отхода супруга постоянно кручинилась и томилась боязнью об его участи. Да и сам герой был смущен печальным предчувствием чего-то недоброго. Он оставил жене дощицу, на которой начертано было предсказание Додонского оракула, предрекшего некогда: если когда-нибудь Геракл пробудет на чужбине, вдали от своего дома, более года и трех месяцев, его или постигнет смерть, или же — если с ним не случится в это время никакого несчастья — он, возвратись под кровлю своего дома, остальные дни жизни проведет мирно и беспечально, среди близких ему людей. Веря предсказанию оракула, Геракл заблаговременно разделил между своими детьми землю, составлявшую достояние их предков, и определил, какую часть из его имущества должна наследовать Деянира.
Мучимая тоской, Деянира сообщила все свои опасения старшему сыну своему Гиллу и внушила ему мысль самому отправиться на розыски отца. В то время как Гилл был уже готов отправиться в путь, к дому Геракла поспешно подошел один из его рабов и сообщил Деянире, что муж ее жив и скоро возвратится домой, увенчанный победой. Раб слышал это за городом из уст Лихаса, посланного Гераклом, чтоб сообщить Деянире радостную весть о его возвращении. Что вестник еще до сих пор не предстал пред Деянирой, причиной тому — радость и любопытство народа, обступившего его тесными толпами и требовавшего от него самых точных и подробных сведений о всех приключениях, бывших с Гераклом.
Наконец приходит и сам Лихас с радостной вестью. Геракл разрушил вражеские твердыни и предал смерти кичливого царя со всеми детьми его; так покарал герой Эврита за оскорбление, которое нанес он некогда своему гостю. Геракл прислал с Лихасом Деянире лучших из пленниц, взятых в последней войне; сам же остался на берегу Эвбеи, у горы Кенейской — здесь намеревался он принести, по обету, торжественную жертву Зевсу в благодарность за дарованную победу. С грустью и состраданием смотрит Деянира на пленниц, на этих несчастных дев, не имеющих более ни рода, ни отчизны, обреченных на вечное рабство в чужой земле. Из всей толпы пленниц одна особенно привлекает внимание Деяниры своей дивной красой и царственным видом. «Несчастная, — сказала, обратясь к ней Деянира, — как жаль мне тебя, как тяжела твоя горькая участь! Скажи мне, кто ты и кто твои родители? Вид твой показывает, что ты происходишь из знатного рода. Кто она, Лихас? Скажи мне; несчастная может только плакать, и не хочу я расспросами растравлять печали ее сердца. Она не от крови Эврита?» — «Как мне это знать, — отвечал Лихас с лукавым видом, — я не знаю ни имени, ни происхождения
Едва успел удалиться Лихас с приведенными пленницами — к Деянире подошел тот раб, который первый принес ей весть о прибытии гонца от Геракла, и стал говорить такие речи: «Не верь вестнику, присланному к тебе от мужа: он скрывает от тебя правду. Я сам, из его же уст, в присутствии многих свидетелей слышал, что муж твой из-за этой девы и пошел войной на Эврита, из-за нее он убил его и разрушил его город. Пленница эта — Иола, дочь Эврита; Геракл искал некогда ее руки и до сего времени питает любовь к ней. Он прислал ее сюда не за тем, чтобы сделать рабыней: она будет наложницей твоего мужа». Речи раба поразили Деяниру: не скоро пришла она в себя. Призвала она Лихаса, собиравшегося уже в обратный путь на Эвбею, и стала расспрашивать его снова. «Ты солгал мне, когда я спрашивала тебя о происхождении и судьбе приведенной тобою пленницы; скажи мне теперь всю правду, без утайки. Я знаю — это Иола, Геракл ее любит. Заклинаю тебя великим Зевсом, не скрывай от меня истины. Или ты думаешь, что я могу гневаться на мужа за то, что любовь, властная над всем живущим, победила и его сердце? Или считаешь меня способной ненавидеть эту несчастную деву, которая не сделала мне никогда ничего дурного? С грустью и состраданием смотрела я на нее; краса ее сгубила ее счастье и повергла в рабство ее отчизну!» Лихас открыл наконец истину и прибавил, что до сих пор он не говорил правды потому, что боялся смутить царицу. Спокойная внешне Деянира отослала от себя Лихаса и велела ему повременить с отъездом на Эвбею: в благодарность за присланных ей пленниц она хотела послать Гераклу подарок своей работы.
Сердце Деяниры было подавлено тяжкой скорбью. С этой поры она уже не обладала безраздельно любовью Геракла, она не была более полной хозяйкой в его доме; у нее явилась соперница — юная, цветущая красавица, а Деянира была уже близка к той поре, когда красота начинает блекнуть и увядать: как же было не опасаться того, что ей придется скоро только по имени быть женой Геракла, любовь же его обратится к другой? Не могла бы перенести этого Деянира. И вот вспомнила она о талисмане, данном ей когда-то Нессом, и с радостью берется она за это средство, которое, как она верила, возвратит ей навсегда любовь мужа. Достает она волшебную мазь, которую держала так долго в тайне, вдали от огня и дневного света, и этой мазью натирает великолепную одежду, назначенную ею в дар супругу. Бережно сложив одежду, уложила она ее в ящик и отдала Лихасу. «Отвези эту одежду моему супругу — это мой дар ему, я сама работала ее. Чтоб никто из смертных не дотрагивался до нее, чтоб не касался ее ни луч солнца, ни блеск огня — до тех пор, пока Геракл, облеченный в нее, не приступит торжественно, пред всем народом, к алтарю богов и не принесет на нем своей жертвы. Такой дала я обет — изготовить ему пышную одежду к тому времени, когда он, по возвращении с войны, предстанет пред жертвенником богов для принесения благодарственной жертвы. И что дар этот от моих рук — в том пусть убедит его вот эта печать, которой запечатаю я отсылаемый ларец». Лихас обещал в точности исполнить приказания госпожи своей и поспешил на Эвбею; беззаботная и полная радостных надежд, стала Деянира дожидаться возвращения супруга.
Только непродолжительно было спокойствие Деяниры, и радость ее скоро сменилась великим горем. Когда Деянира вошла случайно в ту комнату, где приготовляла она одежду супругу — она не нашла шерстяного хлопка, которым натирала ткань волшебной мазью; хлопок этот, как ни к чему более не нужный, бросила она на пол: согретая лучами солнца шерсть истлела и распалась в прах; на месте же, где лежал хлопок, вздувалась и шипела какая-то ядовитая и пенистая влага. Сомнение и боязнь овладели душой Деяниры: не случилось бы с Гераклом от ее дара какого несчастья! И мог ли кентавр дать ей добрый совет — тот самый кентавр, который из-за нее был предан смерти ее мужем? В смущении, с тоской в сердце ждала она вести о своем супруге.
Внезапно является Гилл, который, не будучи в состоянии дожидаться дома прибытия отца, отправился к нему на Эвбею; Гилл принес смущенной Деянире страшную весть.
«О, мать! — воскликнул он, полный гнева и ужаса. — Лучше бы тебе не родиться на свет, лучше бы тебе не быть моей матерью! Ты отняла у меня отца, ты умертвила своего супруга!» — «Что изрек ты, сын мой! — воскликнула Деянира. — Кто внушил тебе, что я виновница несчастья?» — «Я не от других слышал, я видел сам, своими глазами, — продолжал юноша. — Прибыл я к отцу в то время, когда он, воздвигнув Зевсу у подошвы Кенеона множество алтарей, готовился приступить к торжественному жертвоприношению. В то же время прибыл на Эвбею и Лихас с твоим даром, со смертоносной одеждой. Отец радовался дорогому дару и, по желанию твоему, надел на себя присланную одежду и в ней приступил к принесению жертвы. Но в ту минуту, как он, полный гордого упоения одержанной победой, спокойно поднял руки к небесам, тело его внезапно покрылось страшным потом, содрогнулись все его кости: словно поразило его жало ядовитой ехидны. Подозвал он к себе вестника, принесшего ему от тебя в дар одежду, и стал спрашивать: по чьему коварному внушению принес он ему отравленную ядом одежду? Вестник не мог сказать в ответ ничего кроме того, что одежду эту он получил от тебя, и едва успел он представить ответ, как Геракл, терзаемый невыносимой болью и судорогами, схватил несчастного, ни в чем не повинного раба за ногу и в дикой безумной ярости ударил его о прибрежную скалу; волны поглотили обезображенный труп несчастного. Все присутствовавшие при этом ужасном событии испустили крик соболезнования о судьбе погибшего раба, и никто не решался приблизиться к бесновавшемуся Гераклу. Его то пригибало к земле, то подкидывало высоко вверх, причем он издавал страшные крики и стоны: и этим стонам вторило эхо гор. Когда, наконец, обессилев от боли, он упал и, катаясь по земле, стал громко проклинать брак с тобой, брак, принесший ему преждевременную гибель, взор его случайно упал на меня: проливая горькие слезы, я стоял неподалеку от него. «Подойди ко мне, сын мой! — сказал он мне, — не оставляй меня в трудную минуту; унеси меня из этой страны, не дай мне умереть на чужбине!» Тут перенесли мы его на корабль и поплыли с ним к берегам Эллады; труден был путь для страдальца: терзаясь страшными мучениями, дрожал он и беспрерывно издавал стоны и крики. Скоро прибудет корабль и, может быть, вы увидите еще несчастного живым; но скорее всего он испустил уже дух. Мать! Твое это дело; да покарают тебя мстительные эринии [49] : от тебя погиб бесславной смертью лучший из мужей Эллады».
49
Эринии, или фурии, пребывавшие при входе в подземное царство, терзали тени злодеев, не примирившихся при жизни с разгневанными божествами. Иногда эринии являлись и на земле и, по воле богов, карали и мучали злодеев еще живых.