Мифы Ктулху. Хаггопиана и другие рассказы

Ламли Брайан

Одна из этих глав была посвящена сиренам. Дюгони и ламантины, особенно последние, уже долгое время восхищали меня своей несомненной связью с русалками и сиренами из старых легенд, по которым их биологический род и получил свое название. Однако не только одно лишь это стало для меня поводом отправиться в «Экспедицию за ламантинами», как я назвал это путешествие. Хотя в то время я даже не догадывался о том, насколько важным для меня оно окажется. Так получилось, что мои исследования впервые по-настоящему указали мне на мое будущее, дав пугающий намек на мою судьбу, хотя, конечно, я тогда этого не понимал.

Он немного помолчал.

– Судьбу? – наконец осмелился я нарушить тишину. – Литературную или научную?

– Мою окончательную судьбу!

– О!

Я

сидел и ждал, не зная, что сказать – странная ситуация для журналиста! Несколько секунд спустя Хаггопян заговорил снова, и я чувствовал, что он пристально смотрит на меня через непрозрачные линзы своих очков.

– Возможно, вы знакомы с теорией континентального смещения – первоначально разработанной Вегенером и Линцем, а затем дополненной Вайном, Мэтьюзом и другими, – суть которой состоит в том, что континенты постепенно «расплываются» в стороны и что когда-то они были намного ближе друг к другу? Уверяю вас, подобные теории вполне логичны; древняя Пангея действительно существовала, и те, кто ступал по ней, не имели ничего общего с людьми. Да, на этом первом огромном континенте имелась жизнь, еще до того, как обезьяна спустилась с деревьев, чтобы стать человеком!

Но, так или иначе, я отправился в свою «Экспедицию за ламантинами» отчасти для того, чтобы продолжить работу Вегенера и других, сравнив ламантинов Либерии, Сенегала и Гвинейского залива с ламантинами Карибского моря и Мексиканского залива. Видите ли, мистер Белтон, из всех побережий Земли эти два – единственные, где ламантины встречаются в своем естественном состоянии. Наверняка вы согласитесь, что это прекрасное зоологическое доказательство смещения континентов?

В итоге, движимый научными интересами, я оказался в Джексонвиле на Восточном побережье Северной Америки – самой северной точке, где можно обнаружить ламантинов в любом количестве. В Джексонвиле я случайно услышал о неких странных, найденных в море камнях, камнях со следами невероятно древних иероглифов, вероятно, выброшенных на берег обратным течением Гольфстрима. Не забывайте, что моей любимой темой давно были Му, Атлантида и прочие мифические затонувшие земли и города. Мой интерес к этим камням и их возможному происхождению был столь велик, что я быстро завершил свою «Экспедицию за ламантинами» и отправился в Бостон, штат Массачусетс, где, как я слышал, один собиратель подобных диковинок содержал частный музей. Как оказалось, океан тоже был его любовью, и в его коллекции имелось множество добытых в море экземпляров, в особенности из Северной Атлантики, лежавшей почти у самого его порога. Меня поразила его эрудиция в отношении всего, что было связано с Восточным побережьем. И он рассказал мне множество фантастических историй о берегах Новой Англии – том самом побережье Новой Англии, откуда, как он меня заверял, происходили те самые древние камни, несшие на себе доказательство существования древнего разума – разума, следы которого я видел в столь отдаленных местах, как Берег Слоновой Кости и острова Полинезии!

В поведении Хаггопяна чувствовалось некое странное, все нараставшее возбуждение; он сидел, заламывая руки и беспокойно ерзая в кресле.

– О да, мистер Белтон, это было самое настоящее открытие! Ибо, как только я увидел американские обломки базальта, я тут же их узнал. Да, они были невелики, но надписи на них были точно такими же, какие я видел на огромных черных колоннах в прибрежных джунглях Либерии – колоннах, давным-давно выброшенных морем на берег, вокруг которых лунными ночами плясали и пели туземцы, совершая древние обряды! И я помнил эти песнопения, Белтон, еще со времен моего детства на островах Кука: Иа Р’Льех! Ктулху фхтагн!

Едва с его губ сорвались эти чуждые, бессвязные слова, армянин неожиданно вскочил на ноги, резко наклонившись вперед, так что побелели его опиравшиеся о стол костяшки пальцев. Затем, увидев выражение моего лица, когда я поспешно попытался от него отстраниться, он медленно

расслабился и, в конце концов, обессиленно упал обратно в кресло, безвольно опустив руки и отвернувшись.

Хаггопян сидел так минуты три, после чего повернулся ко мне и небрежно пожал плечами.

– Прошу меня извинить, сэр. В последнее время я слишком легко перевозбуждаюсь.

Взяв со стола стакан, он сделал несколько глотков, затем снова вытер стекающие из глаз ручейки влаги и продолжил:

– Но я отвлекаюсь. Главное, что я хотел сказать – когда-то, очень давно, Америка и Африка были сиамскими близнецами, соединенными посередине полосой равнинной суши, которая погрузилась в море, когда началось смещение континентов. На этой равнине были города, понимаете? И доказательства их существования до сих пор можно найти в тех местах, где когда-то соединялись два материка. Что же касается Полинезии, достаточно сказать, что существа, построившие древние города, – существа, сошедшие со звезд в незапамятные времена, – когда-то владели всем миром. Но они оставили и другие следы, в виде странных богов и верований и, что еще более удивительно, своих творений!

Однако, кроме этих весьма занимательных геологических открытий, у меня имелись в Новой Англии и другие интересы, связанные с моей родословной. Как вам наверняка известно, моя мать была полинезийкой, но в ее жилах текла кровь и уроженцев Новой Англии. Мою прапрабабку привез с островов в Новую Англию матрос с одного из ходивших в Восточную Индию парусников в конце 1820-х годов, а два поколения спустя моя бабка вернулась в Полинезию, когда ее муж-американец погиб при пожаре. До этого наш род жил в Иннсмуте, морском порту, пользовавшемся дурной славой в Новой Англии, где полинезийские женщины были далеко не редкостью. Когда моя бабка вернулась на острова, она была беременна, и американская кровь в немалой степени проявилась в моей матери, судя по ее внешности; но даже сейчас я помню, что у нее было что-то не так с лицом – что-то с глазами.

Я рассказываю обо всем этом потому, что… меня не оставляет мысль о том, не связано ли как-то мое происхождение с моей нынешней… стадией.

Снова прозвучало это слово, на этот раз преднамеренно подчеркнутое, и снова мне захотелось спросить, что имел в виду Хаггопян – но было уже слишком поздно, поскольку он продолжил свой рассказ:

– Еще в детстве, в Полинезии, я слышал множество странных историй, и не менее странные истории рассказывал мне мой друг-коллекционер из Бостона – о существах, которые выходят из моря, чтобы спариваться с людьми, и об их кошмарном потомстве!

В голосе Хаггопяна вновь послышалось лихорадочное возбуждение; все его тело снова задрожало, словно охваченное едва сдерживаемыми эмоциями.

– Знаете ли вы, – неожиданно выпалил он, – что в тысяча девятьсот двадцать восьмом году агенты ФБР провели в Иннсмуте чистку? Чистку от кого, спрашиваю я вас? И зачем были сброшены глубоководные бомбы с Дьявольского рифа? Именно после этих взрывов и штормов тридцатого года на берега Новой Англии выбросило множество странных золотых предметов; и в то же самое время жители побережья начали находить те самые черные разбитые камни с жуткими иероглифами!

Иа-Р’льех! Какие чудовищные существа таятся даже сейчас в океанских глубинах, Белтон, и какие другие создания возвращаются в колыбель земной жизни?

Внезапно он встал и начал расхаживать по дворику своей покачивающейся неуклюжей походкой, издавая горловое бормотание и то и дело бросая взгляды в мою сторону. Я продолжал сидеть за столом, крайне обеспокоенный состоянием его рассудка.

Думаю, будь у меня возможность, в этот момент я с радостью отдал бы все, лишь бы оказаться подальше от Хаггопианы. Однако возможности такой у меня не было, и я лишь тревожно ждал, пока армянин в достаточной степени успокоится, чтобы снова сесть. Из-под его темных очков снова стекла струйка влаги, и он сделал еще глоток неизвестной жидкости из своего стакана, прежде чем продолжить: