Мифы о 1945 годе
Шрифт:
В книге Семёнова этот текст подан как результат сообщений в Москву «Юстаса»-Штирлица, но, как видим, Москву информировал — вынужден был информировать — «Юстас»-Гарриман.
И тут в дело пришлось обоюдно вступить «артиллерии» самого крупного калибра — 25 марта 1945 года Сталин получил очередное личное и строго секретное послание президента Рузвельта — весьма пространное, — где Рузвельт многословно и путано пытался объяснить необъяснимое — свой отказ в участии в переговорах наших представителей.
Сталин не был бы Сталиным, если бы не разобрал «аргументы» Рузвельта «по косточкам», причём, я догадываюсь, не без некоторой, глубоко скрытой, но несомненной иронии. И Сталин не оставил от этих «аргументов» ничего.
Его
«Я разобрался с вопросом, который Вы поставили передо мной в письме от 25 марта сего года, и нашёл, что Советское правительство не могло дать другого ответа после того, как было отказано в участии советских представителей в переговорах в Берне с немцами…
Я не только не против, а, наоборот, целиком стою за то, чтобы… ускорить капитуляцию…
Но я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать переговоры для переброски своих войск… на советский фронт…
…К Вашему сведению должен сообщить Вам, что немцы уже использовали переговоры с командованием союзников и успели за этот период перебросить из Северной Италии три дивизии на советский фронт…»
Рузвельт тут же взвился! Уже 1 апреля 1945 года он, беря функции «Юстаса» на себя, направил Сталину ещё одно пространное послание, где особенно упирал на то, что «не может быть и речи о том, чтобы вести переговоры с немцами так, чтобы это позволило им перебросить куда-либо свои силы с итальянского фронта».
Рузвельт заявлял Сталину, что его-де (Сталина) «сведения о времени переброски германских войск из Италии ошибочны».
Сталин ответил 3 апреля 1945 года достойно и по существу. Он писал:
«Вы утверждаете, что никаких переговоров не было ещё (Рузвельт в послании от 1 апреля утверждал, что имели место лишь контакты, но не переговоры. — С. К.).Надо полагать, Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются, что переговоры были и они закончились соглашениями с немцами…
Я думаю, что мои коллеги близки к истине…»
К сожалению, я не могу приводить здесь эти взаимные послания полностью, однако заинтересованный читатель сам может ознакомиться с ними в советских изданиях переписки Сталина с Рузвельтом и Черчиллем (например, неполное издание 1957 года, содержащее, однако, весь «штирлицевский» сюжет, было издано Политиздатом вполне массовым тиражом в 150 тысяч экземпляров).
Тем не менее, я могу однозначно утверждать, что упрёки Рузвельта относительно недобросовестности информаторов Сталина, высказанные в очередном послании Рузвельта Сталину от 5 апреля, касаются не информации о переговорах в Берне (как это подано у Семёнова), а информации относительно переброски немецких войск из Италии на советско-германский фронт. Рузвельт действительно писал в конце своего послания от 5 апреля:
«Откровенно говоря, я не могу не чувствовать крайнего негодования в отношении Ваших информаторов, кто бы они ни были, в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчинённых».
Но он имел в виду заявления Сталина о переброске войск из Италии, и я не исключаю, что лично Рузвельт был искренен в своём негодовании, однако Сталин и его информаторы были здесь ни при чём. Рузвельту осталось жить всего ничего — вскоре его уберутпо причине исчерпания его полезности для Золотой космополитической элиты мира. И шашни с немцами велись, скорее всего, действительно за спиной Рузвельта. А информаторами Сталина, видимо, были швейцарские информаторы типа Рудольфа Ресслера — «Люци», но отнюдь не «семёновский» Штирлиц.
Это о них Сталин писал Рузвельту в ответе от 7 апреля 1945 года:
«Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами наделе».
Далее Сталин приводил пример явной дезинформации о передислокации немецких войск, полученной советским Генштабом от генерала Маршалла. Союзники указывали одно направление удара немцев, а реально они ударили в районе озера Балатон — я об этой коллизии уже говорил и ещё раз напомню, что Сталин писал Рузвельту 7 апреля 1945 года о том, что командующему 3-м Украинским фронтом маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и разбить немцев наголову в районе озера Балатон в том числе благодаря разведывательной информации информаторов Сталина.
«Таким образом, — писал по этому поводу Сталин, — я имел случай ещё раз убедиться в аккуратности и осведомлённости советских информаторов».
Последняя точка в «бернском инциденте» была поставлена практически одновременно со смертью Рузвельта.
13 апреля 1945 года Сталин получил последнее послание президента, где тот писал:
«Благодарю Вас за искреннее пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как сейчас представляется, поблёк и отошёл в прошлое, не принеся какой-либо пользы.
Во всяком случае не должно быть взаимного недоверия, и незначительные (угу! — С.К.)недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что когда наши армии установят контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся».
И в тот же день, 13 апреля, Сталин направил новому президенту США Гарри Трумэну соболезнование «по случаю безвременной кончины Президента Рузвельта».
«Юстасы» сделали своё дело, «Юстасов» можно было убирать. А бернский инцидент к середине апреля 1945 года действительно поблёк и отошёл в прошлое — со дня на день ожидалось начало штурма Берлина силами трёх русских фронтов.
Этот инцидент отошёл в прошлое, однако, вопреки уверениям Рузвельта, он принёс уже ту пользу, что сегодня этот инцидент при внимательном его анализе хорошо высвечивает честность и благородство Сталина и мелкое интриганство по отношению к русскому союзнику англосаксов.
И эта реальная история «семнадцати мгновений весны» в марте — апреле 1945 года как минимум не менее интересна и поучительна, чем выдуманная Юлианом Семёновым история Максима Максимовича Штирлица, «Юстаса» и штандартенфюрера СС.
О «честных» поляках, о «добрых» поляках, о «благодарных» поляках и немного — о «смелых» и «добрых» чехах
На тему о «честности», «доброте» и «благородстве» поляков я уже говорил и ещё скажу. При этом я ни перед кем не собираюсь извиняться за жёсткость выражений при оценке не кого-то из поляков, а всей нации в целом. Однако не ради реверансов, а ради точности сообщу, что помню о новаторстве Коперника, считаю Шопена одним из величайших композиторов мира, зачитывался и зачитываюсь Трилогией Сенкевича (хотя и помню, как он недостойно «зажилил» и не опубликовал ответы Горького на свою анкету в период Первой мировой войны) и фантастикой Лема, по сей день очарован талантом и красотой Беаты Тышкевич, Барбары Брыльской и Полы Раксы и могу сразу же после очередного просмотра тут же начать вновь смотреть как «Четырёх танкистов и собаку», так и неувядающий сериал «Ставка больше, чем жизнь» с капитаном Клоссом в исполнении обаятельного Станислава Микульского.