Мифы о русском пьянстве, лени и жестокости
Шрифт:
А. Дубчек на посту первого секретаря ЦК Коммунистической партии Чехословакии, в 1968-м – главный инициатор курса реформ, известных как Пражская весна, репрессирован не был. Впоследствии, по слухам, скромно трудился где-то в лесничестве
Немцы предупредили чехов раз, два… На третью ночь выставили взвод автоматчиков, и те дали очередь по толпе. Сколько людей было убито или
Как видим, стереотипы отражают все же некую реальность. Они могут изменяться под влиянием жизненных обстоятельств. Коллективный образ немца в XX веке несколько раз не то чтобы менялся, но под влиянием двух огромных и страшных войн народное сознание фиксировало разные стороны этого стереотипа. И происходило это очень быстро.
К тому же люди всегда готовы делать исключения из своих стереотипов. Данный конкретный немец может оказаться бездельником, пьяницей, криминальным типом, развратником или подонком. Среди 90 миллионов немцев обязательно найдутся самые разные типы. Но тогда русский признает, что имеет дело с каким-то странным исключением из правила.
И объяснит это тем, что «неправильный немец попался». Потому что за века «соборной» жизни коллективный опыт народа сохранил совершенно определенный стереотип.
Так что борись со стереотипами не борись, отрицай их или не отрицай, а они все равно существуют. Они – неотъемлемая часть и следствие исторических мифов.
Мифы «положительные» и «черные»
Миф определяет сознание.
Всякий народ пытается представить свою историю в наиболее выгодном свете. И корректирует ее в свою пользу.
И вот уже исторические события истолковываются так, как их хотелось бы увидеть. Событие реально, но куда деться от архетипов? Желание подтвердить свои представления о мире, свои предрассудки оказывается сильнее фактов. Историческая память отодвигает в тень одно, высвечивает другое, напрочь забывает третье, придумывает четвертое.
И это свойственно не только России – такие же выдумки легко обнаружить и в истории других народов.
…1745 год. Идет война за австрийское наследство. Французские войска под командованием Мориса Саксонского осадили крепость Турне (в современной Бельгии). Англо-голландско-ганноверские войска под командованием герцога Камберленда движутся к крепости, хотят снять с нее осаду. Французские войска, в свою очередь, двинулись навстречу союзникам и заняли позиции возле деревушки Фонтенуа. Здесь 11 мая 1745 года произошло сражение. Погибло 5 тысяч французов и от 12 до 14 тысяч союзников. Поле осталось за французами, которые захватили 32 артиллерийских орудия. Крепость Турне осталась в осаде и была взята 10 июня 1745 года.
Вот и все. Вот и все сражение под Фонтенуа – мало что решивший эпизод такой же полузабытой войны за забытое австрийское наследство. Но тут начинается легенда…
В те времена армии шли навстречу друг другу до тех пор, пока солдаты могли разглядеть белки глаз противника, тогда имело смысл целиться и стрелять. При этом, естественно, человеку, идущему навстречу вот-вот вспыхнувшему первому и, как правило, единственному залпу и смертельному потоку свинца, невероятно страшно. Стрельба по шеренге с 20–25 метров – это как игра
Кстати, именно по этой причине Бонапарт построил тактику атаки и перемещения войск на поле боя не традиционными шеренгами, а узкими колоннами – сектор поражения неприятельским огнем у'же.
В общем, сближение с неприятелем в XVIII веке на поле боя – занятие не для слабонервных. К тому же 11 мая 1745 года поля под Фонтенуа скрывал туман и солдаты обеих армий долго не видели друг друга.
Во всех английских учебниках по истории написано, что, когда армии сблизились до расстояния прицельного выстрела, командующий англичан милорд Гей закричал:
– Господа французы! Стреляйте первыми!
Эта история прекрасно известна и во Франции, но с одной маленькой поправкой: там «точно знают», что кричал-то не англичанин, а француз. Кричал мсье д'Атерош, капитан королевских гвардейцев, и кричал он, конечно же:
– Господа англичане! Стреляйте первыми!
Скорее всего, действительно кто-то и что-то в этом духе прокричал: легенды редко возникают совсем на пустом месте. В обеих странах соответствующие легенды вошли в учебники, и сомневаться в них знающие люди не советуют. Иностранцу простительно, конечно, но, усомнившись в общепринятой легенде, «своим» он рискует уже не стать. А уж для «своего» по крови такого рода сомнения и вовсе неприличны и свидетельствуют о катастрофической нехватке национального, патриотического духа.
Французы отмечают, что французский тогда был международным языком, на нем говорили в высшем английском свете, и клич мсье д'Атероша был прекрасно понятен британцам. Британцы столь же справедливо отмечают, что милорд Гей вполне мог кричать и по-французски по той же самой причине. Кричал же Милорадович в 1812 году атакующим врагам: «Молодцы французы!» по-французски.
Итак, кто-то что-то кричал, но этот крик положил начало национальной легенде. Но вот кто именно кричал, что конкретно и кому в этот туманный день 11 мая 1745 года, мы, скорее всего, никогда уже не узнаем.
Ни тот, ни другой народ ну никак нельзя назвать нерасчетливым. У Наполеона были все основания отзываться об англичанах как о «нации лавочников». А упомянутая выше расчетливость французов тоже имеет глубокие исторические корни. Если вспомнить языческие верования древних галлов, то основу их религии составляли представления о бессмертии души, на чем зарабатывали себе немалые авторитет и власть друиды, вводившие себя в транс и беседовавшие якобы с умершими галлами. Вера в бессмертие души была столь сильной, что при проведении, как бы сейчас сказали, финансово-кредитных операций срок их действия не ограничивали сроком жизни заемщика. Считалось, что люди могут дать друг другу взаймы с условием, что долг – при возникновении некоего форс-мажора – будет непременно возвращен позже… в загробном мире. В это галлы свято верили.