Мифы о загробном мире
Шрифт:
Слезли мы с той горы на зеленую травку. Там шеренгами стояли солдаты, я прошла сквозь двойной строй и попала в темный лес — одна земля, а неба не видно. Перешла его, вышла на широкую дорогу. Иду я, и идут большие души. Поздоровались, и они сказали, кто за какой грех [терпит наказание]. Затем шли средние души и сказали то же самое. Дальше идут маленькие, с локоть, и летят — как комарики (утром родились — вечером померли), и тоже говорят, «что за что грех».
Подошла я к большому дому. Вышел старый дед, я думала — мой отец, хотела за руку его взять, а потом поняла, что не он. Тогда подошли мужчины и начали танцевать вокруг меня. Я отвернулась от них, но тут стали танцевать вокруг простоволосые женщины, и волосы у них разлетались. Вдруг слышу: «Сакарека!» (а Сакарека — женщина у нас была, что в тот год умерла, а жила она все с чужими мужьями, а не со своим). И думаю: «Что ж ты тут делаешь?» А посредине дома стоит большая кадка, а над кадкой колесо, и распята эта Сакарека на колесе руками и ногами. Колесо крутится, окунается в
Наконец, я подошла к воротам, прилегла у ворот, и тут вошла Смерть: два зуба наверху, два внизу и платок над щеками без мяса. Я стала умолять и просить, и Смерть отошла, а я встала тогда и пошла дальше по дорожкам через ад. Видела молодок, не сохранивших верность в браке, увидела парня, на которого падала кладка снопов, а он стоял и поддерживал ее. Были тут и другие души, у которых не могла узнать, за что они наказаны, так как они не отвечали. Были две молодки, которые давали друг другу свое молоко, выливая его в бездонную бочку. Были и женщины, таскающие камни. Наконец, кто-то показал мне дорогу домой, и я вернулась на этот свет.
На третий год Агате приснилось, что она нашла те башмаки, которые оставила под горой.
«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»
Так начинает «Божественную комедию» Данте. Вход на тот свет традиционен, как и в русской сказке, где путь в тридевятое царство ведет через опушку леса, на которой избушка Бабы-яги. Но помощником визионера Данте в этом лесу становится не мифологический персонаж, а великий римский поэт Вергилий. Читатель понимает, что эта фигура выбрана не случайно: в шестой песни «Энеиды» Вергилий повествует о сошествии своего героя Энея в преисподнюю. Подобно ангелу-хранителю христианских видений, Вергилий призван отвечать на вопросы оказавшегося в ином мире Данте: ведь он знает многих героев Античности, оказавшихся в Дантовом аду.
Творчество Данте относится к эпохе Возрождения, когда герои Античности переставали казаться воплощением идеалов язычества. Но вот знаменитый гомеровский хитрец Одиссей (Улисс), сам спускавшийся к вратам преисподней, очутился в Дантовом аду. Он оказался, как и его друг Диомед, среди «лукавых советчиков»: Троянский конь сослужил ему плохую службу в Дантовой картине мира (ведь благодаря этой хитрости была разорена Троя, родина Энея). Кроме того, возвращение к дому и радости семейной жизни, по признанию Улисса, «не возмогли смирить мой голод знойный, изведать мира дальний кругозор». В новом странствии за Геркулесовы столпы Улисс увидел высочайшую гору посреди океана (вспомним путешествие святого Брендана), которую Данте считал местом чистилища; там Улисс и сгинул в морской пучине, оказавшись в восьмом круге Дантова ада.
Основа поэтического повествования Данте уже не просто мифология, а аллегория, метафора: темный лес — это не только вход в иной мир, но и лес греха и заблуждений. Над лесом видится освещенный солнцем холм, воплощающий добродетель, путь к нему преграждают три зверя, но это уже не спутники Гекаты, как в «Энеиде». Рысь — это аллегория сладострастия, лев — воплощение гордости (смертный грех в христианских представлениях), а волчица — корыстолюбие. Вергилий, которого Данте встречает на дороге, свидетельствует, что поэту не обойти волчицу: ему следует через адскую бездну вернуться к горе благодати к райским «вратам Петровым». Туда ведет его Вергилий, и Данте преодолевает страх перед сошествием в преисподнюю. Вергилия просит стать покровителем-проводником Беатриче, пребывающая в раю возлюбленная Данте, и это вдохновляет поэта.
Я увожу к отвереженным селеньям, я увожу сквозь вековечный стон, я увожу к погибшим поколеньям. Был правдою мой зодчий вдохновлен: Я высшей силой, полнотой всезнанья И первою любовью сотворен. Древней меня лишь вечные созданья, И с вечностью пребуду наравне. Входящие, оставьте упованья [28] .Ад был создан, по христианским представлениям, Троицей (высшей силой, полнотой всезнанья и первою любовью) в начале времен как место для за-ключения Люцифера и восставших ангелов. Данте читает надпись на его вратах, а в преддверии видит страждущие от укусов гадов обнаженные души тех, кто не видел разницы между добром и злом, Богом и Сатаной. Среди них оказались и те ангелы, которые не примкнули во время восстания Люцифера ни к Богу, ни к дьяволу. Они недостойны даже глубин ада, и не следуют с толпами душ, что оказываются гонимыми к берегу мрачного Ахерона.
28
Перевод
Данте включает реки античной преисподней в картину своего христианского загробного мира. Есть здесь и перевозчик — Харон, не желающий пускать живого поэта на свой челн. Однако Вергилий напоминает ему о высших силах, и злобный демон преисподней перевозит Данте. Харон у Данте — бес, реки же преисподней стекают в адскую воронку-пропасть.
Ахерон, опоясывая первый круг ада, стекает ниже, образуя Стикс, который превращается в Стигийские болота. Эти болота окружают стены Дита (этим латинским именем бога Аида Данте именует Люцифера), воздвигнутые вокруг нижних пропастей ада. В болоте терпят мучения души гневных. Далее адские потоки превращаются в жгучий Флегетон, кипящий кровью; в него погружены виновные в насилиях над ближними. Флегетон течет через лес самоубийц и пустыню, где души терзает огненный дождь. Ниспадая водопадом в центр земли, поток превращается в ледяное озеро Коцит. Река забвения Лета оказывается у Данте в раю, ибо она смывает воспоминания о грехах.
Здесь Данте следует Вергилию, у которого Лета — река забвения в Элисиуме.
В страшном челне Данте впадает в забытье и приходит в себя уже на другом берегу — в лимбе. Эта область, окаймляющая адскую пропасть, предназначена для ветхозаветных праведников и некрещеных младенцев, что умерли безгрешными. Вергилий вспоминает, как при нем в лимб сошел мессия с победной хоругвью и вывел прародителя Адама, Авеля, Ноя и Моисея, Давида, Авраама с Иаковом, Рахиль и множество праведников.
Но Данте помещает в лимб и язычников: то были поэты: Гомер, «превысший из певцов всех стран», Гораций, Овидий, Лукан; эпические и исторические герои: Электра, Гектор, Эней и Цезарь, «друг сражений». Грядущая эпоха гуманизма допустила в лимб и мусульманина: Данте увидел на светлых полях лимба султана Саладина, рыцарское благородство которого было прославлено в легендах крестоносцев. Наконец, вокруг Аристотеля Данте увидел сидящих мудрецов — ближе всех Сократа (его мечта о встрече с мудрецами на том свете сбылась в «Божественной комедии»), затем Платона, Демокрита и прочих, включая мусульманских ученых Авиценну и Аверроэса (Ибн Рушда), благодаря трудам которого средневековая Европа познакомилась с наследием Аристотеля.
А. И. Солженицын в романе «В круге первом» не случайно использует этот локус Дантова ада для обозначения «шарашки». «Спецы», которые там сидят, необходимы властям и поэтому удерживаются ими на краю пропасти ГУЛАГа.
Во втором круге у Данте пребывает Минос, но не как верховный судья античного Аида, а как бес, назначающий наказание заблудшим душам. Он обвивает их своим хвостом на столько ступеней адской пропасти, на сколько они грешны. Вокруг адский вихрь кружит сонмы душ, которые поддались зову плотской любви. Возглавляет сонм терзаемых черным вихрем древняя царица Семирамида; здесь же Клеопатра и Елена, виновница Троянской войны, ее возлюбленный Парис и даже Ахилл. Там же оказываются и герои средневековых рыцарских романов, в том числе Тристан. Из сонма мчащихся душ Данте выделяет две сплетенных в вихре души современников — Франчески да Римини и ее возлюбленного, убитых ревнивцем-мужем. На вопрос Данте, что подвигло их на запретную любовь, Франческа поведала о прочитанном ими рыцарском романе, в котором рассказывается как Ланселот воспылал страстью к королеве Женьевре, что и вдохновило их на то, чтобы отдаться своим чувствам. Поэт же, свидетель воздействия литературных образцов, сам лишается чувств, потрясенный рассказом и загробной судьбой лю-бовников.
Но путь его ведет в третий круг, к новым мучениям, причиняемым ледяным дождем и треглавым Цербером, три пасти которого терзали здесь чревоугодников. Данте удалось избежать этой участи — Вергилий швырнул в пасти Цербера горсти земли. Поэт видит среди страждущих душ Чакко — знаменитого чревоугодника, прославленного в одной из новелл «Декамерона». Как и другие визионеры начиная с Одиссея Данте вопрошает мертвого о грядущей судьбе живых, и Чакко рассказывает о будущих судьбах Флоренции, раздираемой распрями. Узнает Данте и о загробной участи знаменитых флорентийцев, которые оказываются в нижних кругах ада. Он вопрошает у Вергилия о том, что будет с душами после Страшного суда, и Вергилий отвечает, опираясь на известную ему «науку» — учение Аристотеля: мучения и блаженство достигают совершенства, когда после Страшного суда души соединятся с телами.
Ученые рассуждения прервал рев Плутоса из круга четвертого; он был естественно превращен Данте в беса, как и прочие персонажи языческой — античной — мифологии. Толпы скупцов и расточителей сталкивались здесь в бесконечном хороводе, терзая друг друга. Среди них Данте видел не одного кардинала и даже папу и множество клириков, отмеченных тонзурой.
Затем путники достигают Стигийского болота в круге пятом, и огни с башни города Дита сигнализируют о прибытии новых душ. Перевозчиком здесь оказывается Флегий, дочь которого, по античному мифу, соблазнил Аполлон: в ярости Флегий сжег святилище бога в Дельфах, и поэтому в Дантовом аду он стал перевозчиком через болото, в котором испытывали муки гневливые люди. Челн перерезает топь, наполненную душами, и, когда флорентийский недруг Данте, рыцарь Ардженти, попытался выбраться на поверхность, прочие души набросились на него, погружая в топь.