Мифы славянского язычества
Шрифт:
Допустив a priori предположение, что, действительно, Волос в этих договорах представитель туземного народонаселения, а Перун покровитель варяжских пришельцев, легко допустить, что Олег и Игорь нашли уже в Киеве идол Волоса или, желая соорудить кумир своему родному богу-громовержцу, поставили возле него и истукан туземного божества, чтобы этим польстить народным верованиям киевлян. Понятно, что Владимир, украшая серебром и золотом Перуна, пренебрег Волосом и оставил его в прежнем виде. Наконец, понятно также со стороны летописца-туземца, несмотря на христианское его благочестие, менее враждебное чувство к народному божеству, которому он оставляет прозвище бога, чем к иноплеменному Перуну, прямо названному им кумиром.
Сколько мы знаем, нигде до сих пор не был возбужден вопрос о том, какое влияние могло иметь пришествие варягов на нравы и верования туземцев. Нельзя предположить, чтобы более развитое, господствующее племя, призванное новгородцами на царство, беспрекословно покорилось бы в своих религиозных убеждениях верованиям призвавшего его народа; о случайном же тождестве нравов и религий двух совершенно разноплеменных наций, кажется, и говорить нечего. Итак, с появлением варягов необходимо допустить встречу на Руси двух различных религиозных направлений, из столкновения которых произошел, вероятно, и тот религиозный хаос, в котором застаем мы Владимира до его крещения. Этому столкновению обязана, без сомнения, русская мифология и тем переворотом, который, оттолкнув на задний план богов неба и солнца, выдвинул на первое место громовержца Перуна.
До Перуна едва ли наши русские славяне имели идолов и кумиров; с появлением последних появились и кровавые жертвы, которыми «осквернишася земля Русская и холм от», как выражается Нестор, прямо указывая этими словами на новизну подобных треб. На эту новизну культа громовержца указывают нам еще и другие свидетельства, в особенности слова святого Григория: «Начата требы класти Роду и Рожаницам, преже Перуна бога и иных». Преобладание в нашей мифологии громовержца Перуна над богами света и совпадающее с этим преобладанием появление у нас чистого кумирослужения, разом заменившего народное поклонение стихиям и мирную религию домашнего очага, — факты, относящиеся, без сомнения, к позднейшему жизненному периоду нашего язычества, а именно к периоду варяжскому; почему, отыскивая причину подобных религиозных переворотов, нельзя не обратить свое внимание и на вопрос о религии варягов. Какая же могла быть эта религия, если не общий германо-литовский культ громовержца Тора или Перконоса?
Вот почему, быть может, в Новгороде, куда варяги явились раньше, чем в Киев, при низвержении Перуна мы встречаем более сочувствия к нему со стороны его приверженцев, чем на берегах Днепра, где владычество Перуна сравнительно гораздо новее.
Если кумирослужение последних времен русского язычества — результат пришествия к нам варягов, то этим объясняется замеченная нами уже в другом месте двойственность в дошедших до нас сведениях о русской мифологии. Понятно, что летописцы и ревнители христианской веры обращали преимущественно свое внимание на официальную (если можем так выразиться), господствующую религию высших слоев, т. е. князей и их дружин, почему и передали нам сведения почти исключительно касающиеся идолопоклонства, развившегося под варяжским влиянием. Туземные же верования народа, вытесненные чужеземным громовержцем из сферы общественной, скрылись от глаз историка в глуши крестьянских сел и дремучих лесов.
Со стороны варяжских князей едва ли не связывалась с введением на Руси общественных торжеств кумирослужения правительственная мера, стремящаяся укрепить политическое владычество властью духовною; но для достижения этой цели варяжские князья не могли не сделать несколько уступок и народным верованиям, почему и допустили, быть может, возле своего родного Перуна и несколько туземных божеств, которым и соорудили кумиры наравне с громовержцем. В особенности проглядывает это стремление варяжских князей в поступках Владимира: он украшает серебром и золотом истукан Перуна и окружает его новыми кумирами, собранными им в Киеве из разных стран, по одному случайному произволу властелина. [199] Но, не найдя и здесь достижения своей цели, он начинает замышлять о новой вере и рассылает повсюду послов изучать религии других народов; сам вникает в законы и обряды христиан, евреев, болгар и магометан и, пораженный торжественностью богослужения греческой Церкви, принимает святое крещение и вызывает в Киев священников из Царьграда для крещения своего народа.
199
63 Из имен кумиров, сооруженных Владимиром в Киеве, Сима и Регла, так же как и Мокоша, происхождения семитского, и, по всей вероятности, занесены к нам из древнего Босфорского царства. Хорс ведет свое имя от зендского и персидского названия солнца: коршид — кир и проч. Остается Дажбог и Стрибог, которые по присоединению к ним слова бог носят, по-видимому, более туземные, русские прозвания. Профессор Бодянский, основываясь на взаимном положении в различных текстах наших летописей Дажбога и Хорса, почитает эти два названия за синонимы одного и того же божества солнца, так что Дажбог не что иное, как русский объяснительный перевод Хорса. Самое имя Даж имеет, по-видимому, общий источник с dens — divus и dies — день, нем. Tag, и глаголами дать, дарить, dare, которые также начало свое имеют в понятиях дня и света: это первые существенные дары неба земной природе. Стрибог встречается у Средовского в его «Sacra Moraviae historia» под формой Стршибека — lues, бог заразы и скотского падежа, известный у юго-восточных славян под именем Трибека, Тригона, — быть может, Триглав поморских славян и Троин южных преданий. С другой стороны, Касторский отыскивает в моравском языке слово стри — воздух (?) для объяснения этого божества, что, конечно, ближе подходит к известному у нас значению Стрибога, как ветра; еще отыскивают его имя и в корне стре — стремление — стрела — стремя — стремглав и проч. Во всяком случае, имя его, кажется, принадлежит исключительно славянским племенам и в других мифологиях не встречается, хотя из этого нельзя еще заключить, чтобы и он, наподобие Перуна, Хорса, Симы и Реглы, не был занесен к нам в Киев впервые Владимиром, хотя бы и от других славянских племен.
Впрочем, давно уже перед этим проникло православие до берегов Днепра, где народ, оторванный от древних своих верований и не сроднившись с кровавым служением грозных кумиров, увидел в христианстве спасительный исход из того религиозного хаоса, который должен был произойти из столкновения древнейших народных веросознаний с иноплеменными нововведениями последних годов язычества на Руси.