Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 14. Часть 19. Смена ритма
Шрифт:
После лета в Сочи мы продолжили встречи группой и в Москве, и… вскоре я и Женя стали парой, как-то неожиданно он стал первым в моей жизни мужчиной. Я знала, что Миша безумно переживает, но ничего с собой поделать не могла.
С Женей мы учились в одной академической группе в институте. Ему вдруг поступило предложение от ректората учиться в течении года в Сингапуре. Женя стал настаивать на том, чтобы нам расписаться до его отъезда. Мои родители не советовали торопиться. Но я Женю полюбила, решила выйти замуж; именно за него.
Так, 16 марта 1968 года мы расписались, свадьба была в «Метрополе» с колоссальным количеством гостей. Однако скромность и даже бедность наряда невесты заставляли меня комплексовать. Свадьба шумела и играла, было очень весело.
Хотя тогда я очень много не знала. Оказывается, Женя получил анонимное письмо (и это на меня, когда я вся открыта), в котором содержались оскорбительные намеки в мой адрес: «Два года валандалась и спала с Калошиным» и т. д.
Вместе с тем накануне нашей свадьбы родители Оли Гречко, которая собиралась замуж за Валю Моисеева, пригласили к себе в гости родителей Жени, приехавших в Москву, и в ходе застолья предложили все переиграть: Женя женится на Оле Гречко. Вот так пассаж! Как в водевиле…
С самого начала наша семейная жизнь с Женей как-то не заладилась. Практически сразу.
Денег у нас было очень мало: крошечные стипендии и помощь родителей, и при этом через день у нас собирались гости по 5-10 человек. Надо было накрывать столы. Причина сборов: Женя имел временную комнату в общей квартире (вместо общежития), и у нас можно было собираться вольготно, не мешая никому из родителей. Холодильника не было, даже мечтать о нем не осмеливались. Продукты хранили между рамами окон.
На майские праздники мы собрались ехать к Жениным родителям в Сочи. Я пошла в «Детский мир» на Кутузовском проспекте и купила подарок Жениной племяннице Анечке. Как сейчас помню – это был детский несессер, очень симпатичный, нежный, и по цене денег хватало. Купила еще что-то, не помню. Радостная и безмятежная, я дома показала Жене подарок!!! В ответ был устроен невероятный скандал – подарок позорный, нищенский и т. д. Сейчас уж и не помню все эти эпитеты. Я очень долго плакала, так и не поняв, что плохого сделала, что не так. Я не понимала!!!
На майские праздники должны были поехать с нами в Сочи мои родители по приглашению родителей Жени. Я сдуру его спросила: «Может быть, мы возьмем с собой Вовку (моего двоюродного брата)?» Он тогда, кажется, развелся с Таней, своей первой женой. В ответ получила: «У моих родителей не постоялый двор!» Еще одна оплеуха.
Одежды у меня было катастрофически мало, родители жили более-менее обеспеченно, нормально, но достать что-либо симпатичное и по карману было невозможно. И вдруг вспомнила, как Аня, когда мы приехали в Сочи, со своей детской непосредственностью мне сказала: «Наташа, ты такая красивая женщина, а на тебе такой некрасивый халатик!»
И вот мне ехать в Сочи, а ни одной летней майки у меня не было. В институте девочки уж не помню кто, уговорили меня купить белую простую трикотажную майку с синей каемкой (кажется, за 11 рублей). Очень дешево. Я решилась. Показала Жене дома – скандал, почему я потратила деньги? Я каждый день все больше удивлялась, обижалась, даже плакала.
Особенно было обидно из-за невольного сравнения: за пару лет до этого я отдала японские колготки Жене для жены (Саши Музыкиной) в Сочи, она о таких мечтала, а мне папа привез случайно из Японии. Как Женя был щедр из-за этих колготок. Я их просто так отдала. Он же принес огромный торт на всю группу в знак благодарности, ведь этого так хотелось Саше.
Я видела двух абсолютно разных людей. И все так по мелочам-мелочам, которые оставались шрамами на моем сердце. Решений я не принимала, хотя иногда стала уходить к родителям. Не хотелось срывать Жене намечающуюся стажировку в Сингапур. Отношение ко мне, мягко говоря, ничем не напоминало любовь.
Все это очень похоже, как я понимаю теперь, на то, что психологическая травма, полученная Женей от Музыкиной, целиком и полностью этакой «отрыжкой» пала на меня. Видимо, сам по себе сложился постулат: если любишь жену, балуешь, то тебе будет больно, плохо, тебя предадут. И если пофилософствовать дальше, то можно сделать много выводов: чем хуже, тем лучше, жену надо не баловать, а подавлять, подминать и т. д.
Единственное родное и надежное – это родня по крови, все остальное можно менять – жен, женщин, полезно сочетать (быть женатым на бессловестной твари и уходить в разгул). Все это с самого начала кардинально не соответствовало моему пониманию семейных отношений, отношений мужчины и женщины.
Абсурдность Жениного поведения доходила до того, что, когда мы приезжали на Кутузовский, он кидался к холодильнику, чтобы проверить и пересчитать количество консервов, присланных нам из Сочи. Стыдоба-то какая! Особенно в отношении моей семьи, когда никто не тронет ничего чужого. Между прочим, поужинав на Кутузовском с родителями, мы каждый раз увозили полные сумки продуктов, которые доставали нам мои родители. И тем не менее это пересчитывание банок продолжалось каждый раз.
Женя, видимо, этого не помнит, а я не забуду никогда – не по злопамятству, а от потрясения, ведь в нашей семье никогда такого не было. Были беды, были ссоры, разногласия, но такого… не было. Мне было стыдно и больно видеть столь явную патологию, такое пренебрежение не только ко мне, но и к моим родителям.
В ноябре 1968 года Женя улетел в Сингапур. Отъезд намечался каждый месяц, поэтому раз пять мы устраивали банкеты по случаю отъезда. Проводив Женю, я приехала к родителям, чувствовала себя совершенно опустошенной, резко стала по нему скучать, беспокоиться относительно полета. На душе было очень грустно, тоскливо, забылись все обиды, осталось только тепло.
Придя в себя, поняла, что мне предстоит масса дел – окончание института, практика, дипломная работа, распределение и выпускные экзамены. Плюс к этому стали возникать проблемы с комнатой, где мы жили. Женин папа, Петр Игнатьевич, попросил меня прописаться на ул. Георгиу-Дежа, началась беготня по жэковским инстанциям. Через некоторое время (не помню, когда) в связи с моей постоянной московской пропиской Петру Игнатьевичу удалось закрепить эту комнату за нами уже не на птичьих правах.
Стали приходить письма от Жени, они очень радовали, все было интересно, я скучала, очень ждала Жениного возвращения, которое откладывалось и откладывалось.